Автобусо-стопом до Бенде́ р Абба́ са
Чтобы доехать до Бенде́ р Абба́ са из Шираза, мне нужно было преодолеть 650 км, поэтому я постарался выйти на дорогу как можно раньше. Но быстро уехать не получилось, поэтому я пошёл на бензаправку, где обратился к случайному водителю за помощью. Он согласился подвезти меня до своей деревни и пригласил домой на обед, а также просил посетить его гранатовый сад (багх э ана́ р), который достался ему от отца.
Заехав в деревню, я увидел, что на столбах и воротах домов были развешаны фотографии его отца на фоне Мавзолея Имама Резы в Мешхе́ де. К сожалению, несколько дней назад его не стало, и в деревне таким образом чтут его память. Мы зашли в сад и немного поговорили о жизни, иранец доверху наполнил гранатами мой рюкзак, отчего он стал настолько тяжелым, что его было сложно поднять, и мне пришлось по дороге раздавать фрукты другим водителям. Он также сорвал для меня с дерева горсть орехов в толстой зеленой кожуре. Чтобы достать такой орех, нужно было сперва очистить его, а затем разбить косточку. Когда я позже посмотрел фотографии, я догадался, что это был миндаль.
Мой собеседник стал буквально уговаривать меня зайти к нему домой на обед, а поскольку у меня было мало времени, то я вежливо отказывался, но он продолжал настаивать. Я понял, что моё появление имело для него какой-то особенный, возможно, ритуальный смысл. Мне вспомнилась поговорка: «Гость – посланник Аллаха», и я принял приглашение. В доме я познакомился с его женой, братом и мамой, женщины были одеты в традиционную мусульманскую одежду. Для меня приготовили традиционный обед с курицей, рисом и лепешкой, и в знак почтения в тарелку положили поджарившуюся корочку макарон (когда вермишель варят, её не помешивают, и от этого внизу кастрюли образуется подгоревшая корочка, она считается самым лакомым кусочком). Обед закончился через полчаса, иранец сказал, что отвезет меня на трассу, однако по дороге мы заехали еще в один дом, где я познакомился с братом и его женой, мне показали дом и угостили сладостями. И только через час я с неподъемным рюкзаком, наполненным гранатами и миндалём, снова оказался у дороги в Бенде́ р Абба́ с.
К тому времени, когда начинало темнеть, мне ещё оставалось проехать около трети расстояния. В шесть часов зашло солнце, и уже через пятнадцать минут ничего не было видно. Последний мой водитель вёз меня в абсолютной темноте через какие-то горы и перевалы, был молчалив и угрюм. Я же ехал в полном неведении, где нахожусь, наблюдая в свете фар лишь крутые спуски и подъемы. На мою робкую фразу «подвезите меня как можно дальше» (та джайи́ кэ васа́ т мамкэнэ́ ) водитель ответил, что уже лишнее проехал, чтобы довезти меня до ближайшей деревни, откуда я должен буду добираться самостоятельно. С его точки зрения дела у меня обстояли очень плохо, так как оттуда не было никаких шансов уехать. Я наоборот, не расстраивался, потому что был еще не вечер, то есть было всего семь вечера. Меня высадили возле магазина, где собравшись в кружок, стояли мужчины и о чём-то увлеченно беседовали. Я подошел к ним и объяснил, что еду в Бенде́ р Абба́ с.
- Инджа́ термина́ ль нист, утубу́ с нист (здесь нет терминала, нет автобуса), - ответил один из них.
Мне объяснили, что хотя дорога, по которой я ехал, являлась единственной в Бендер Аббас, однако населенный пункт был таким небольшим, что автобусы здесь просто не останавливались. Из-за меня мужчины заметно разнервничались, так как чувствовали себя неловко от того, что не знали, как помочь. Глядя на них, я и сам стал беспокоиться, хотя в голове ясно держал мысль: «Если есть люди, значит, найдется ночлег, в гостинице или у кого-нибудь дома, и моё положение совсем не безвыходное». Но иранцы были очень сильно взволнованы.
Один из них предложил сесть в свою машину, чтобы отвезти меня до следующего города. Вшестером мы залезли в салон, водитель и два пассажира спереди, трое сзади. Мне очень хотелось пить, я достал из рюкзака пустую пластиковую бутылку и спросил: «а́ б дари́ ? » (у вас вода есть? ). На что получил ответ, который приблизительно означал следующее:
- Какая вода, нам сейчас совсем не до этого! Мы думаем, как тебя до Бенде́ ра довезти!
Но не успел иранец закончить речь, как мимо нас по дороге на огромной скорости пронесся рейсовый автобус. «Вот это был бы мой автобус, если бы остановился», – подумал я. Также подумали и мои знакомые.
- Утубу́ с, утубу́ с, Банда́ р, Банда́ р! (автобус, Бендер Аббас) - закричали они.
В машине началась суматоха, пассажиры стали поторапливать водителя, чтобы тот завел машину и как можно быстрей отправился в погоню автобусом, который, видимо, ехал очень быстро, поскольку догнали мы его только через несколько километров.
На огромной скорости мы выехали на встречную полосу и поравнялись с автобусом, иранец высунулся из окна машины и стал жестикулировать водителю автобуса, чтобы тот остановился. Водитель не понимал жестов и тогда он стал ему кричать «турист, Банда́ р! », автобус стал притормаживать и медленно съезжать на обочину. Мы остановились за ним у края дороги, выпрыгнули из машины и побежали к автобусу, водитель которого ещё какое-то время продолжал тормозить. Но увидев нас, бегущих к нему, он почему-то вдруг передумал и дал газ прямо в тот момент, когда мы добежали до передней двери.
- Чтоб его! – кажется, нецензурно выразился мой запыхавшийся знакомый, видя, как автобус набирает скорость и снова уезжает, - Вперёд, за ним!
Мы снова утрамбовались в машину и погнались за отъезжающим автобусом. Когда мы снова поравнялись с ним, мой знакомый сначала показал водителю жест недоразумения - покрутил пальцем вокруг виска, а потом опять принялся кричать: «турист, Банда́ р! ». Автобус остановился, и мы быстрым галопом добежали до передней двери. С водителем состоялся короткий разговор, в фразах постоянно звучали слова: «турист, Беларусь, Банда́ р». Водитель возражал словами: «фуль, фуль» (полный, мест нет), но мои благодетели настаивали, аргументируя тем, что я турист, меня нельзя здесь оставить одного, и нужно помочь. Под нашим натиском водитель автобуса сдался, я быстро запрыгнул в салон и растворился в задней его части.
Свободных мест действительно не было, поэтому я уселся на ступеньки у второй двери в центре автобуса. Рядом со мной оказался кран с холодной водой, и я принялся жадно пить, парень рядом заметил это и предложил мне свой сок. Другие иранцы, заметив, что я иностранец, стали предлагать мне свои пайки с печеньем. Минут через десять мы уже сдружились, я отдал им слушать свой плеер с музыкой, а мне стали поочередно уступать место, объясняя, что сами сядут на ступеньки вместо меня. Через час была остановка в крупном городе, и большинство пассажиров покинуло автобус. Я сел в кресло, достал из рюкзака подаренный мне в Исфахане белый шарф в черную клетку, как у арабов, свернул его и положил под голову, этим шарфом я вызвал серьезное замешательство среди своих новых друзей.
- Эй, приятель, ты поддерживаешь правительство? – на английском спросил меня кто-то из пассажиров.
- Нет, я обычный турист. А этот шарф мне подарили, - ответил я.
В беседу подключился водитель автобуса, который проходил мимо:
- Так ты не из Басси́ дж?
- Да, нет, совсем нет, это просто подарок, - еще раз повторил я.
- Ты знаешь, «Басси́ дж» – очень нехорошие люди. Шарф как у тебя носит наш религиозный лидер Хаменеи́ и члены организации «Басси́ дж», которые следят за соблюдением законов революции, но на самом деле они часто провоцируют людей и арестовывают. По закону они не подчиняются полиции, а напрямую Хаменеи́ , и много чего нехорошего сделали.
Я успокоил своих друзей и попытался тут же отдать им этот шарф. От такого подарка они отказались, но заметно повеселели. Водитель спросил, где я планировал остановиться в Бенде́ ре, я ответил, что меня встретят.
- Если негде ночевать или нужна будет помощь, обращайся, - предложил он.
Я расслабился и лёг отдыхать, сказочно застопленный автобус вёз меня в Бенде́ р-Абба́ с. Но скоро я проснулся от того, что очень хотел пить, мой лоб покрылся испариной, а окна вокруг запотели. «Кондиционер у них сломался, что ли? - подумал я, - Все-таки, это странный автобус, обычно в салоне холодно, а здесь – жарко и даже душно. Нельзя же так мучить людей! ». Я постарался снова заснуть, но это у меня не получилось, капельки пота стекали по лицу. Вода в автобусе закончилась, измученный жаждой и жарой, я погрузился в беспокойную дремоту. Меня разбудил водитель:
- Банда́ р (Бенде́ р Аббас), - сообщил он мне.
Открыв глаза, я посмотрел на свою одежду, она вся промокла от пота, голова соображала плохо. Помню, что датчик в автобусе показывал на английском: 7 сентября, время – половина первого ночи, температура за бортом +32С. Открылись двери автобуса, и я быстро спустился по ступенькам, мечтая поскорей выйти из автобуса. И вот я сделал первый шаг на улицу, чтобы насладиться свежим воздухом... Сложно передать, что я почувствовал в тот момент. Мне хотелось закричать и попроситься обратно в автобус. Я почувствовал, что меня вместе с одеждой окунули в горячую воду, пот полился градом по лицу и шее, по груди, животу и спине, по ногам стекали ручейки воды. Я вглядывался в дымку и буквально не знал, что делать. Спасение пришло в виде новенькой машины «Иран Кходро» с кондиционером и веселого паренька по имени Илья́ д.
Бенде́ р Абба́ с
Илья́ д привёз меня домой, где нас встретили его брат Даниель и родители. Видя мое испуганное выражение лица, они сразу поняли, какое впечатление произвел на меня их город. Действительно, Бенде́ р Абба́ с, чаще его называют просто Бенде́ р (фарси Банда́ р), запомнился мне невыносимой влажной жарой. Через несколько минут пребывания в тени я начинал потеть, при этом в первый раз в жизни я испытал на себе, что значит, когда потеет всё тело одновременно: лицо, живот и спина, ноги и руки, в такие моменты хочется телепортироваться прочь из этого города. Но как ни странно, высохшая на балконе за полчаса одежда не пахнет потом. Мне кажется, это связано с тем, что вода конденсируется на теле из-за высокой влажности и разницы температур, а само тело потеет не так сильно.
Из-за жары наш ритм жизни сильно сместился к вечеру. Чаще всего мы просыпались около двух часов дня, а затем как сонные мухи шли в душ и на кухню завтракать. Молодежная жизнь в этом городе жизнь начиналась в шесть часов вечера. Тогда мы отправлялись в кафе, где курили кальян (несколько раз в день, каждый день, так что даже пришлось от него отказываться), кушали пиццу и фала́ фель в лаваше.
Справка. Фала́ фель - арабское блюдо, представляющее собой жареные во фритюре шарики из измельченного нута, приправленные пряностями. В городах Персидского залива и многих арабских странах его подают как фаст-фуд - в лепешке, начиненной овощами.
Бенде́ р – небольшой город, поэтому все друг друга хорошо знают и по привычке ходят в одни и те же понравившиеся заведения. Поэтому каждый вечер мы встречались сразу со всеми знакомыми в одном и том же кафе, коронным блюдом вечера было мороженое (бастани́ ) и кальян. Там же я познакомился с девушкой Фарзанэ, которую позже навещал в Ширазе. Иногда мы собирались дома, рассказывали друг другу анекдоты, смешные истории, играли в игру «Угадай Слово (Крокодил)» – когда нужно показывать слово жестами, чтобы зрители его отгадали. Я загадал «Беларусь», но попросил ведущего не показывать на меня, и участникам пришлось долго его отгадывать. Для того, чтобы развеять стереотип о том, что мужчина не умеет готовить, я испёк для гостей яблочную шарлотку.
В городах Персидского залива Вы увидите женщин, которые носят на лице маску в виде клюва, которая называется бурка́ . Здесь также распространена зажигательная музыка «бандари́ », при звуках которой мои иранские друзья, включая водителя, начинали так плясать в машине, что она раскачивалась из стороны в стороны.
Музыка «бандари́ ». Sandy - Mashalla: также машалла (араб. «так захотел Бог», «на то была Божья воля») — арабское ритуальное молитвенное восклицание, часто используемое как знак изумления, радости, хвалы и благодарности Богу, обычно произносится сразу после получения добрых новостей. В русской культуре примерно соответствует фразе «Слава Богу! » или похвале типа «Молодец! »
Морской рынок Бенде́ р Абба́ са
Самым интересным для меня было попасть на рынок, куда рыбаки привозили морской улов. На рыбном рынке меня с большой неохотой сопровождал Илья́ д, запах там был не намного лучше, чем в мясном павильоне, а из-за жары и влажности приходилось постоянно держать себя в руках, чтобы не стало плохо. Здесь продавали тунец по цене $16 за рыбу весом около 8 кг, либо филе рыбы по цене $4/кг. На соседнем лотке можно было купить креветки различных размеров от средних до огромных по цене $4-6. За дополнительную плату $2/кг их очищали от панциря.
Я хотел купить филе тунца, но Ильяд отговорил меня, потому что отец уже купил продукты на вечер. Как оказалось, рыбу они кушали очень редко, поэтому её попробовать мне не удалось. В итоге я купил консервированный тунец за $3 (есть дешевле и дороже, цена зависит от качества тунца). Консерву меня заставили кипять несколько минут, объяснив это тем, что в одной банке из миллиона может содержаться бактерия, способная убить человека.
Загадочное слово.
Дома у Ильяда я вышел в Скайп и написал сообщение своему другу Владимиру, который жил в Норвегии и учился в университете. Поскольку вместе с ним учились иранцы, он даже обещал поговорить со мной на фарси.
- Салам, - написал я
- Салам, - ответил Владимир.
- Четори́ ? Кху́ б и? (Как дела? Хорошо? )
Это выражение означает «как дела? хорошо? » и является аналогом американской фразы «хау ду ю ду» (как дела). Так часто спрашивают при встрече, но поскольку никого не волнует ответ, нужно просто сказать: «Ме́ рси. Кхуба́ м» (спасибо, хорошо).
- Кос кеша́ м, - вдруг ответил мой друг.
Эту фразу ему, видимо, подсказал иранец. Мне было известно, что «ам» – сокращение от глагола «хаста́ м» (быть), когда говорят в смысле «я – есть». Но что такое «кос кеш» я не знал, поэтому попросил Илья́ да перевести. Но вместо нормальной реакции и адекватного перевода он разразился хохотом и буквально укатился под стол. Как немного нужно, чтобы рассмешить иранца – «кос кешам» и всё, уже смешно. Когда Ильяд закончил свой истерический смех, он с серьезным видом заявил, что слово плохое и употреблять его не стоит, поэтому его перевод он мне не скажет. Однако я решил не расстраиваться, что не смог пополнить свой словарный запас. «Если слово плохое, - подумал я, - то я обязательно услышу его еще раз, и тогда непременно запишу и выучу».
Не мешайте водку с пиццей, водку нужно пить с водкой.
Несмотря на невыносимую жару, жизнь в городе продолжалась. Через день я по-прежнему ходил в тренажерный зал, в котором познакомился со многими парнями, которые хорошо разговаривали на английском. Однажды один из них подошёл ко мне и сказал:
- К нам приехал гость из России, в честь него мои друзья делают вечеринку, ты также наш гость, и мы тебя приглашаем. Скучно не будет, только не пей много, а то мои друзья натренированные в этом деле.
- Конечно, пойду! Не волнуйся за меня, я не пью, – ответил я.
Как я уже успел заметить, иранцы совсем не умеют пить. Они в трезвом состоянии иногда так танцуют и поют, что страшно подумать, что с ними будет, если они выпьют. Гостем из России оказался мой тёзка, молодой парень Алекс. Так у нас сформировалось две команды: Иран с двумя натренированными парнями и Россия – с одним натренированным и одним непьющим. Можно сказать, что в тот раз иранцы нас перепили. Впрочем, обо всем по порядку.
Поздно вечером мы пришли в гости и принесли с собой пиццу (об этом блюде я уже рассказывал, итальянцы плачут). Хозяин дома радостно встретил нас и показал бутылку водки емкость 1 литр. На ней было написано: «Немирофф, сделано в Англии». Нас было четыре человека, и один не пил, значит, на троих должно было хватить. Но я ошибался, в действительности одной бутылки оказалось мало. Виной тому было огромное количество тостов: «За вас! За Гостей! За ваших родителей! За мир во всем мире! » После этого мы стали обниматься, иранец сказал нам:
- Вы мои братья, оставайтесь у меня дома, живите сколько хотите.
А мы ему ответили:
- Нет, это ты наш брат, приезжай в Россию, будешь у нас жить.
Затем мы говорили друг другу множество комплиментов, подтверждая, что все мы братья: мусульмане, христиане, белорусы, русские, иранцы. Алекс произнес красивый тост: «За то, чтобы мы могли путешествовать, и в своих путешествиях встречали верных друзей! »
- Саломати́ ! (Будем! )– сказал иранец и, выпив до дна, завел разговор про девушек.
Я рассказал о том, что путешествую один, и у меня нет девушки.
– А твой друг Оми́ д разве не мог тебя с девушкой познакомить? - спросил иранец.
Оми́ д, который рядом с нами, растерянно пожал плечами.
- Да, это не твоя вина, – обращаясь ко мне, продолжил мой новый брат, - это не твоя вина. Виноват кто? А виноват он, – и пальцем ткнул в Омида, - я тебе скажу, как решить твою проблему. Тебе просто нужен другой «кос кеш», а этот не справляется со своими обязанностями. Он повернулся к Омиду и обратился к нему:
-Ты не справляешься со своими обязанностями, ты плохой «кос кеш».
Я опять услышал слово, которое ранее Ильяд назвал нехорошим. Оказалось, «кос кешам» переводится как «я - сутенёр», и поскольку официально считается, что в Иране нет любви за деньги, то слово признано нехорошим. К этому времени была выпита первая бутылка, и мы ждали прихода еще одного человека. Как и следовало предположить, новый гость принёс еще одну бутылку «Немирофф». Алекс тяжело дышал и встал, чтобы прогуляться, но так как все это время мы сидели на полу, то ноги его не слушались, и он, прислоняясь к стене, медленно вышел на улицу, оставив дверь открытой, помещение окутала жара. Мы отправились звать его в дом под кондиционер. Выйдя на улицу, мы очень удивились, увидев, что Алекс залез на высокий забор, огораживающий дом, и теперь сидит на нём, свесив ноги в сторону проезжей части. Как он рассказал позже, ему было плохо видно улицу, поэтому он решил залезть наверх, откуда открывался красивый вид на пальмы и проезжающие по дороге машины.
- Эй, Алекс, ты чего там делаешь? Давай слезай! – оборвал его созерцания иранец.
- Я с вами пить больше не буду, вы пьете больше русских. Я спать пойду, - ответил Алекс, слез забора и отправился в комнату.
Как мне рассказали, на следующий день он чувствовал себя хорошо, но для равновесия все-таки продолжал держаться за стену. Наверное, крепкая водка попалась.
Примечание. Употребление спиртных напитков в Иране является уголовным преступлением (при повторном аресте вплоть до смертной казни). Все имена в рассказе вымышленные. Автор являлся сторонним наблюдателем и не нарушал закон.
Как я менял деньги и продлевал визу. Бюрократия по-ирански.
Я зашёл в Национальный Банк (Ба́ нк э Мелли́ ), чтобы обменять последние $100, не зная о том, что рыночный курс отличался от официального почти на 25%. В банке за $100 можно было получить 1.000, 000 риалов, а на рынке 1.240, 000 риалов.
К окошку обмена валют стояла длинная очередь людей, поскольку здесь же оплачивали счета, получали и меняли деньги. Каждый раз, чтобы сделать какую-нибудь операцию, служащий банка брал у клиента ворох заполненных бумаг, отходил от окошка и, было видно через стекло, направлялся к своему столу. Это был не просто стол, а полноценный офис, на нем размещались: ручки, степлеры, папки, несколько стопок заполненных бумаг, различные печати, а также огромные пачки иранских денег: тут красненьки, там синенькие, здесь зелененькие. У стола служащий не спеша раскладывал бумаги, ставил несколько печатей, заполнял бланки, расписывался, доставал либо докладывал в нужную пачку деньги, а затем мерными шагами, не торопясь, возвращался к окошку. Я спокойно дожидался своей очереди, хотя глядя на все его манипуляции, было понятно, что пройдёт не меньше получаса, пока подойдет моя очередь.
Но иранцы, узнав во мне иностранца, расступились, вежливо пропуская вперед.
- Кхе́ йли мотшаке́ ррам, - сказал я, протиснулся к служащему, показал ему $100 и произнес, - панджа́ доллар, риа́ л (пятьдесят долларов, риалы).
Кассир попросил подождать. Он вернулся к своему столу, открыл шкафчик и стал искать доллары. Однако валюты не нашел и сообщил мне, что не может дать сдачу, а лишь обменять всё. Но мне хотелось оставить $50 на непредвиденные расходы, поэтому на выходе из здания я стал изучать карту города, чтобы поехать в другой банк. Меня окликнул мужчина, который садился в мотоцикл
- Банк э Теджара́ т? («Бизнес Банк») – произнёс он, пригласив проехать с ним.
- Чанд пуль мише́ ? (сколько денег обойдется)? – спросил я.
- Пуль нэ́ михам (денег не хочу) – ответил иранец.
- Кхейли мамнун (большое спасибо), – поблагодарил я, похлопал его по плечу и сел в мотоцикл.
Уже через пять минут я был в «Банке Теджара́ т», смирившись с мыслью, что снова увижу длинную очередь.
– Сэр, если Вы хотите обменять деньги, вам нужно пройти на второй этаж, следуйте за мной, я покажу Вам дорогу, – на английском обратился ко мне служащий у входа.
В помещении банка мы прошли в дверь мимо окошка с очередью, таким образом, я оказался на служебной территории среди столиков с кипами бумаг и печатей, пачками разноцветных денег и бегающими клерками. Меня подвели к какому-то столику, за которым сидел служащий банка, я показал ему $100.
- Сдачи не будет, – ответил он.
Теперь я уже был согласен обменять всю сумму, лишь бы только сделать это поскорей. Работник забрал у меня деньги, а со стола - несколько бланков, и, весело размахивая стодолларовой купюрой, отправился на второй этаж. Сначала мы зашли в общий кабинет, где нужно было поставить две печати. Выглядело это так: он подходил к своему коллеге, который был занят написанием чего-то важного, извинялся, что отвлекает и просил поставить штамп. Коллега брал бумагу и, внимательно ознакомившись с документом, ставил печать, затем мы шли к другому столу и просили нового клерка поставить печать, тот, ознакомившись с содержанием бумаги, заверял её своей печатью. Собрав две печати и подписи, мы вернулись на первый этаж, где мой служащий поставил третью печать и сказал идти в окошко получать деньги. На обмен денег в банке я потратил всего час. Я думал: «Интересно, сколько времени мне понадобится завтра, чтобы продлить иранскую визу? »
Иммиграционный центр был закрыт по случаю какого-то праздника, и поскольку срок визы истекал через два дня, мы поехали в полицейский участок, который с трудом отыскали, изрядно покатавшись по городу. Пройдя через КПП, мы заблудились и стали спрашивать дорогу, в итоге в офис нас привели афганцы, которые переехали жить в Иран, и часто бывали здесь по визовым вопросам. Нужный начальник отсутствовал, и мы остались ждать его в коридоре. Афганцы с любопытством разглядывали меня, а я – их. Познакомившись, я узнал, что они приехали из Кандагара и работают в Бенде́ р Абба́ се, в то время как брат и родители остались жить в Афганистане. Я открыл разговорник и нашёл перевод слова «опасный» на фарси – кхатарна́ к.
- Кандаха́ р кхатарна́ к э? Талибан? (в Кандагаре опасно, талибан), – спросил я.
- На, Кандаха́ р кхатарна́ к ни́ ст (нет, в Кандагаре не опасно), - ответил афганец и добавил что-то вроде: «В городе нет Талибана – опасно за городом, но там живет мой брат, и я могу дать его телефон. Если захочешь приехать, позвони ему». Он оставил мне телефон, и мы пожали друг другу руки.
Начальник вернулся с обеда и объяснил, какие документы принести для продления визы и в каком банке оплачивать госпошлину, а также дал две двуязычные анкеты (фарси и английский). Свою часть на английском я быстро заполнил сам, но офицеру было лень заполнять на фарси, поэтому он сказал Ильяду, чтобы тот заполнил анкеты сам. Помню, что Ильяд не мог перевести слово «экономист», вопрос о профессии в анкете. Я заметил, что если спросить у молодого человека в Беларуси об его образовании, он ответит «экономист» или «юрист», но если спросить у иранца, он ответит «архитектор» или «инженер».
Для оплаты госпошлины, нужно было ехать в определенный банк, который находился в другой части города. В путеводителе «Ло́ унли Плэ́ нит» написано: «придите в банк, скажите «виза», заплатите деньги, и всё остальное сделают за вас». Наверное, так оно и будет, если в банк придёт одинокий иностранец, но у меня всё получилось иначе. Увидев рядом со мной иранца, работник банка дал ему три бланка и сказал заполнять самостоятельно. Поэтому Илья́ ду пришлось заполнять формы за меня и за банковского работника, вписывая реквизиты, адреса, фамилии и прочее, всё в трёх экземплярах - для клиента банка, служащего и его начальника. Оплатив, мы отправились искать офис, в котором можно было сделать ксерокопию всех страниц паспорта. Когда всё было сделано, мы вернулись в полицейский участок. Офицер спросил меня, где я остановился, я ответил, что приехал недавно и прочитал адрес недорогой гостиницы из ЛП.
– А это кто? – спросил он, показывая на Ильяда.
– Это мой переводчик, - объяснил я и попросил продлить визу на 30 дней, максимально возможный срок.
Офицер передал нам прошитую папку с моими анкетами и фотографиями, и сказал идти во второе здание напротив. Там тоже сидел служащий, он открыл папку, прочитал анкету, и, заверив документы своей печатью, велел нам идти в третье здание к самому главному начальнику. Его пришлось дожидаться, но в целом всё прошло гладко, он поставил большую печать и вернул нас в первое здание. Мы отдали папку офицеру, к которому приходили в самом начале, тот кивнул и попросил придти через два часа. Чтобы не мучиться на жаре, мы остались ждать в коридоре.
К обеду мы зашли за документами.
- Мотардже́ м (переводчик) – позвал офицер моего друга.
Ильяд зашел в кабинет, и они что-то обсудили.
- Он просит дать ему десять тысяч, - перевёл Ильяд, показывая на начальника.
- Десять тысяч томанов? – переспросил я и подумал про себя, - ничего себе, десять долларов за то, что он должен был бесплатно сделать.
- Нет, риалов, он так сказал, – ответил Ильяд.
Значит, за ускорение нужно было доплатить всего один доллар. Я с радостью передал офицеру деньги, а он мне – паспорт с визой, продленной на тридцать дней. Вот так просто и легко, потратив всего день, я обменял деньги и продлил визу.
Автор: Козловский Александр.
Книга: "Незабываемый Иран". 159 дней автостопом.
Autobusų stotelė į Bandar Abbasą
Kad patekč iau į Bandar Abbasą iš Š irazo, turė jau į veikti 650 km, todė l stengiausi kuo anksč iau iš važ iuoti į kelią . Tač iau greitai iš vykti nepavyko, todė l nuė jau į degalinę , kur pagalbos kreipiausi į atsitiktinį vairuotoją . Jis sutiko mane pakelti į savo kaimą ir pakvietė namo pietų , taip pat papraš ė aplankyti jo granatų sodą (bagh e an ar), kurį paveldė jo iš savo tė vo.
Kai atvykau į kaimą , pamač iau, kad jo tė vo nuotraukos buvo pakabintos ant stulpų ir namų vartų Imamo Rezos mauzoliejaus Maš hade fone. Deja, prieš kelias dienas jis pasitraukė iš gyvenimo, tokiu bū du kaime pagerbtas jo atminimas. Į ė jome į sodą ir š iek tiek pakalbė jome apie gyvenimą , iranietis iki kraš tų pripylė mano kuprinę granatomis, todė l ji buvo tokia sunki, kad sunku ją pakelti, o pakeliui teko dalinti vaisius kitiems vairuotojams.
Taip pat jis man nuo medž io nuskynė saują storų ž aliaž iedž ių rieš utų . Norint gauti tokį rieš utą , pirmiausia reikė jo jį iš valyti, o tada sulauž yti akmenį . Kai vė liau paž iū rė jau nuotraukas, atspė jau, kad tai migdolai.
Paš nekovas pradė jo tiesiogine to ž odž io prasme į kalbinė ti mane eiti į jo namus vakarienė s, o kadangi turė jau maž ai laiko, mandagiai atsisakiau, bet jis ir toliau reikalavo. Supratau, kad mano iš vaizda jam turi kokią nors ypatingą , galbū t ritualinę , reikš mę . Prisiminiau posakį : „Sveč ias yra Alacho pasiuntinys“, ir aš priė miau kvietimą . Namuose sutikau jo ž moną , brolį ir motiną , moterys buvo apsirengusios tradiciniais musulmonų drabuž iais.
Man buvo paruoš ta tradicinė vakarienė su viš tiena, ryž iais ir paplotė liu, o kaip pagarbos ž enklą į lė kš tę buvo dedama apkepta makaronų plutelė (kai vermiš eliai nemaiš omi, nuo to susidaro apdegusi plutelė keptuvė s apač ioje, jis laikomas skaniausiu ką sneliu). Pietū s baigė si po pusvalandž io, iranietis pasakė , kad nuveš į trasą , bet pakeliui sustojome prie kito namo, kur sutikau brolį ir jo ž moną , aprodė namus ir vaiš ino saldainiais. Ir tik po valandos su sunkia kuprine, pripildyta granatų ir migdolų , vė l atsidū riau kelyje į Bandar Abbasą.
Kai pradė jo temti, man dar liko maž daug treč dalis atstumo. Š eš tą valandą nusileido saulė , o po penkiolikos minuč ių nieko nesimatė . Mano paskutinis vairuotojas vež ė mane visiš koje tamsoje per kai kuriuos kalnus ir perė jas, jis buvo tylus ir niū rus.
Važ iavau visiš kai než inodamas, kur esu, priekiniuose ž ibintuose stebė jau tik stač ius nusileidimus ir pakilimus. Į mano nedrą sią frazę „vež k mane kuo toliau“ (ta jayi ke vasat t mamkene) vairuotojas atsakė , kad jau per daug nuvaž iavo, kad nuvež tų mane į artimiausią kaimą , iš kurio turė siu patekti savarankiš kai. Jo pož iū riu, man viskas buvo labai blogai, nes nebuvo galimybė s iš ten iš vykti. Atvirkš č iai, nenusiminiau, nes dar nebuvo vakaras, tai yra, buvo tik septynios vakaro. Mane iš leido prie parduotuvė s, kur, susirinkę į ratą , stovė jo vyrai ir entuziastingai apie kaž ką kalbė jo. Priė jau prie jų ir paaiš kinau, kad važ iuoju į Bandar Abbasą.
- Inja terminalo nist, utubu s nist (cia nei terminalo, nei autobuso), - atsiliepe vienas.
Jie man paaiš kino, kad nors kelias, kuriuo važ iavau, buvo vienintelis Bandar Abbaso mieste, tač iau gyvenvietė tokia maž a, kad autobusai č ia tiesiog nestoja. Dė l manę s vyrai pastebimai nervinosi, nes jautė si nejaukū s, kad než ino, kaip padė ti. Ž iū rė damas į juos aš pats pradė jau nerimauti, nors aiš kiai galvoje laikiau mintį : „Jei yra ž monių , tai bus nakvynė , vieš butyje ar pas ką nors, o mano padė tis visai beviltiš ka. . Tač iau iranieč iai buvo labai susijaudinę.
Vienas iš jų pasiū lė sė sti į jo automobilį ir nuvež ti mane į kitą miestą . Į saloną į lipome š eš iese, vairuotojas ir du keleiviai priekyje, trys iš paskos. Buvau labai iš troš kę s, iš kuprinė s iš sitraukiau tuš č ią plastikinį butelį ir paklausiau: „A b dari? (Ar turi vandens? ). Į kurį jis gavo atsakymą , kuris maž daug reiš kė:
- Koks vanduo, mes dabar to nesulaukiame!
Galvojame kaip jus nuvež ti į Benderį!
Tač iau vos iranietis baigė savo kalbą , pro mus dideliu greič iu keliu pralė kė į prastas autobusas. „Jei sustotų , tai bū tų mano autobusas“, – pagalvojau. Mano draugai manė tą patį.
- Utubu s, utubu s, Bandar, Bandar! (autobusas, Bandar Abbas) – š aukė jie.
Automobilyje kilo š urmulys, keleiviai ė mė raginti vairuotoją už vesti maš iną ir kuo greič iau leidosi persekioti autobusą , kuris, matyt, važ iavo labai greitai, nes jį pasivijome tik po kelis kilometrus.
Dideliu greič iu iš važ iavome į prieš prieš inio eismo juostą ir pasivijome autobusą , iranietis iš lindo pro maš inos langą ir ė mė gestikuliuoti autobuso vairuotojui, kad sustotų . Vairuotojas nesuprato gestų ir pradė jo jam š aukti „turistai, Bandarai! “, autobusas pradė jo sulė tinti greitį ir pamaž u nusuko į kelio pusę.
Sustojome už jo kelio pakraš tyje, iš š okome iš maš inos ir nubė gome prie autobuso, kurio vairuotojas kurį laiką toliau sulė tino greitį . Bet pamatę s mus bė ganč ius link jo, kaž kodė l staiga persigalvojo ir į jungė dujas bū tent tuo momentu, kai pribė gome prie lauko durų.
- Veš jį ! - atrodo, kad mano iš kvė ptas draugas nepadoriai pasakė , matydamas, kaip autobusas į sibė gė ja ir vė l iš važ iuoja, - Pirmyn, paskui jį!
Vė l į sirė ž ė me į maš iną ir vijosi iš važ iuojantį autobusą . Kai vė l jį pasivijome, mano draugas pirmiausia parodė vairuotojui nesusipratimo gestą - suko pirš tu aplink smilkinį , o paskui vė l pradė jo š aukti: „Turistas, Bandar! “. Autobusas sustojo ir mes nuskubė jome prie lauko durų . Trumpas pokalbis vyko su vairuotoju, frazė se nuolat skambė jo ž odž iai: „turistas, Baltarusija, Bandaras“.
Vairuotojas paprieš taravo ž odž iais: „pilnas, pilnas“ (pilnas, vietų nė ra), bet mano geradariai atkakliai tvirtino, kad aš turistas, manę s negalima č ia palikti vieno, o man reikia pagalbos. Po mū sų puolimo autobuso vairuotojas pasidavė , aš greitai į š okau į keleivių skyrių ir dingau jo gale.
Tuš č ių vietų tikrai nebuvo, todė l atsisė dau ant laiptų prie antrų jų durų autobuso centre. Š alia manę s buvo č iaupas su š altu vandeniu ir aš pradė jau godž iai gerti, tai pastebė jo š alia esantis vaikinas ir pasiū lė man savo sulč ių . Kiti iranieč iai, pastebė ję , kad esu už sienietis, pradė jo siū lyti man savo sausainių davinį . Po kokių deš imties minuč ių susidraugavome, daviau jiems grotuvą su muzika klausytis, o jie vienas po kito ė mė man už leisti kelią , aiš kindami, kad vietoj manę s ant laiptų sė dė s patys. Po valandos buvo sustojimas dideliame mieste, ir dauguma keleivių iš lipo iš autobuso.
Atsisė dau į fotelį , iš kuprinė s iš traukiau Isfahane juodu č ekiu dovanotą baltą š aliką kaip arabai, susilanksč iau ir pasidė jau po galva, su š ia skarele sukė liau rimtą sumaiš tį tarp naujų draugų . .
- Ei, bič iuli, ar palaikote vyriausybę ? – angliš kai manę s paklausė vienas iš keleivių.
– Ne, aš tik turistas. Ir š itą š aliką man padovanojo, – atsakiau.
Į pokalbį į sijungė pro š alį važ iavę s autobuso vairuotojas:
- Vadinasi, tu ne iš Bassij?
- Taip, ne, visai ne, tai tik dovana, - pakartojau dar kartą.
– Ž inai, „Bassi j“ yra labai blogi ž monė s. Tokią š aliką kaip jū siš kis neš ioja mū sų religinis lyderis Khamenei ir revoliucijos į statymus vykdanč ios organizacijos „Bassij“ nariai, tač iau iš tikrų jų jie daž nai provokuoja ž mones ir juos suima. Pagal į statymą jie yra pavaldū s ne policijai, o tiesiai Khamenei ir padarė daug blogų dalykų.
Nuraminau savo draugus ir pabandž iau iš karto jiems padovanoti š ią skarelę.
Jie atsisakė tokios dovanos, tač iau pastebimai nudž iugino. Vairuotojas paklausė , kur planuoju apsistoti Benderyje, atsakiau, kad pasitiks.
– Jei nė ra kur nakvoti ar reikia pagalbos, kreipkitė s į mane, – siū lė jis.
Atsipalaidavau ir atsiguliau pailsė ti, pasakiš kai už tvindytas autobusas vež ė mane į Bandar al-Abba s. Tač iau netrukus pabudau nuo to, kad esu labai iš troš kę s, kaktą pasklido prakaitas, o aplinkui aprasoję langai. „Sugedo oro kondicionierius, ar kaip? - Pagalvojau, - Vis dė lto tai keistas autobusas, daž niausiai salone š alta, o č ia karš ta ir net tvanku. Jū s negalite taip skaudinti ž monių ! “. Bandž iau vė l už migti, bet nepavyko, veidą varvė jo prakaitas. Autobuse pasibaigė vanduo, iš vargintas troš kulio ir karš č io, už migau neramiu snauduliu. Vairuotojas mane paž adino.
- Bandaras (Benderis Abbasas), - pasakė jis man.
Atsimerkusi paž velgiau į savo drabuž ius, jie visi buvo iš mirkę prakaito, galva blogai mą stė.
Atsimenu, kad autobuse daviklis angliš kai rodė : rugsė jo 7 d. , laikas - pusę pirmos nakties, temperatū ra už borto + 32C. Autobuso durys atsidarė , ir aš greitai nusileidau laiptais, svajodama kuo greič iau iš lipti iš autobuso. Taip ir ž engiau pirmą ž ingsnį lauke pasimė gauti grynu oru...Sunku perteikti tai, ką tą akimirką jauč iau. Norė jau rė kti ir papraš yti grį ž ti į autobusą . Jauč iau, kad kartu su drabuž iais buvau panirę s į karš tą vandenį , prakaitas liejosi per veidą ir kaklą , krū tinę , pilvą ir nugarą , kojomis tekė jo vandens srovė s. Ž vilgtelė jau į miglą ir tiesiogine prasme než inojau, ką daryti. Iš sigelbė jo visiš kai naujas automobilis Iran Khodro su oro kondicionieriumi ir linksmas berniukas, vardu Ilja d.
Bender r Abba s
Ilja parvež ė mane namo, kur mus pasitiko jo brolis Danielis ir tė vai. Pamatę mano iš sigandusią veido iš raiš ką , jie iš kart suprato, kokį į spū dį man padarė jų miestas.
Iš tiesų , Bender r Abba s, daž niau jis tiesiog vadinamas Bender r (Farsi Bandar), prisimenu nepakeliamą drė gną karš tį . Po kelių minuč ių buvimo š eš ė lyje pradė jau prakaituoti ir pirmą kartą gyvenime pati patyriau, ką reiš kia, kai prakaituoja visas kū nas vienu metu: veidas, pilvas ir nugara, kojos ir rankos. , tokiomis akimirkomis norisi teleportuotis toliau nuo š io miesto . Bet kaip bebū tų keista, pusvalandį balkone dž iovinti drabuž iai prakaitu nekvepia. Man atrodo, kad taip yra dė l to, kad dė l didelių drė gmė s ir temperatū rų skirtumų ant kū no kondensuojasi vanduo, o pats organizmas taip neprakaituoja.
Dė l karš č io mū sų gyvenimo ritmas labai pasislinko vakaro link. Daž niausiai keldavomė s apie antrą valandą nakties, o paskui, kaip mieguistos musė s, eidavome į duš ą ir pusryč iaudavome virtuvė je. Jaunystė s gyvenimas š iame miesto gyvenime prasidė jo š eš tą valandą vakaro.
Tada nuė jome į kavinę , kur rū kė me kaljaną (kelis kartus per dieną , kasdien, todė l net teko jo atsisakyti), valgė me picą ir falafelį pita duonoje.
Nuoroda. Falafelis yra arabiš kas patiekalas, kurį sudaro susmulkintų avinž irnių rutuliukai, pagardinti prieskoniais. Persijos į lankos miestuose ir daugelyje arabų š alių jis patiekiamas kaip greitas maistas – darž ovė mis į darytoje tortilijoje.
Benderis – maž as miestelis, todė l visi vieni kitus gerai paž į sta ir iš į proč io eina į tas pač ias į staigas, kurias mė gsta. Todė l kiekvieną vakarą iš karto susitikdavome su visais draugais toje pač ioje kavinė je, firminis vakaro patiekalas buvo ledai (bastani) ir kaljanas. Ten sutikau merginą Farzaneh, kurią vė liau aplankiau Š iraze.
Kartais susiburdavome namuose, pasakodavome vieni kitiems pokš tus, linksmas istorijas, ž aisdavome ž aidimą „Atspė k ž odį (krokodilas)“ – kai reikia gestais parodyti ž odį , kad ž iū rovai atspė tų . Atspė jau „Baltarusiją “, bet papraš iau, kad vedė jas nerodytų į mane, ir dalyviams teko ilgai spė lioti. Norė dama iš sklaidyti stereotipą , kad vyras nemoka gaminti, sveč iams iš kepiau obuolių š arlotę.
Persijos į lankos miestuose iš vysite moterų , dė vinč ių snapo formos kaukę , vadinamą burka. Č ia taip pat plač iai paplitusi padegamoji bandari muzika, kuriai skambant mano draugai iranieč iai, tarp jų ir vairuotojas, automobilyje ė mė š okti taip, kad š is siū bavo iš vienos pusė s į kitą.
Bandari muzika. Sandy - Mashalla: taip pat mashalla (arabų.
„Dievas taip norė jo“, „Dievas norė jo“) yra arabiš kas ritualinis maldos š auktukas, daž nai naudojamas kaip nuostabos, dž iaugsmo, š lovinimo ir dė kingumo Dievui ž enklas, paprastai iš tariamas iš kart gavus gerą ž inią . Rusų kultū roje tai maž daug atitinka frazę „Ač iū Dievui! “ arba pagirti kaip „Gerai padaryta! »
Bandar Abbaso jū ros turgus
Man į domiausia buvo patekti į turgų , kur ž vejai laimikį atsineš ė iš jū ros. Į ž uvies turgų Iljadas mane lydė jo su dideliu nenoru, kvapas ten buvo ne ką geresnis nei mė sos paviljone, o dė l karš č io ir drė gmė s turė jau nuolat kontroliuoti save, kad nesusirgč iau. Č ia tuną pardavinė jo už.16 USD už maž daug 8 kg sverianč ią ž uvį arba ž uvies filė už.4 USD/kg. Netoliese esanč iame kioske už.4–6 dolerius galė jai nusipirkti į vairaus dydž io kreveč ių – nuo vidutinių iki didž iulių . Už papildomą.2 USD/kg mokestį jie buvo iš valyti nuo kiauto.
Norė jau nusipirkti tuno filė , bet Iljadas mane atkalbė jo, nes tė vas jau buvo nupirkę s bakalė jos vakarui. Kaip paaiš kė jo, jie ž uvį valgydavo labai retai, tad nespė jau iš bandyti. Galų gale nusipirkau tuno konservus už.3 dolerius (yra ir pigesnių , ir brangesnių , kaina priklauso nuo tuno kokybė s). Buvau priverstas kelias minutes virti konservus, aiš kindamas, kad viename stiklainyje iš milijono gali bū ti bakterija, galinti nuž udyti ž mogų.
Paslaptingas ž odis.
Iljado namuose nuė jau per „Skype“ ir paraš iau ž inutę savo draugui Vladimirui, kuris gyveno Norvegijoje ir studijavo universitete. Kadangi pas jį mokė si iranieč iai, jis net paž adė jo su manimi pasikalbė ti persų kalba.
Salam, paraš iau.
- Salam, - atsakė Vladimiras.
- Č etori? Khoo b i? (Kaip sekasi? Man viskas gerai? )
Š is posakis reiš kia „kaip tu? gerai? “ ir yra amerikietiš kos frazė s „how do you do“ (how are you) analogas.
To daž nai klausiama susirinkime, bet kadangi atsakymas niekam nerū pi, tereikia pasakyti: „Mersi. Khuba m“ (ač iū , gerai).
„Kos kesha m“, - staiga atsakė mano draugas.
Š ią frazę jam, matyt, pasiū lė iranietis. Ž inojau, kad „am“ yra veiksmaž odž io „hastʹ m“ (bū ti) trumpinys, kai jis sakomas „aš esu“. Bet aš než inojau, kas yra „kos kesh“, todė l papraš iau Iljos „taip“ iš versti. Tač iau vietoj normalios reakcijos ir adekvač io vertimo jis prapliupo juoku ir tiesiogine to ž odž io prasme nuriedė jo po stalu. Kiek nedaug tereikia, kad iranietis prajuokintų – „kos kesham“ ir viskas, jau juokinga. Kai Iljadas baigė isteriš ką juoką , rimtu ž vilgsniu pasakė , kad ž odis yra blogas ir jo vartoti negalima, todė l jo vertimo nepasakys. Tač iau nusprendž iau nenusiminti, kad negaliu papildyti savo ž odyno. „Jei ž odis blogas, – pagalvojau, – bū tinai dar iš girsiu, tada bū tinai už siraš ysiu ir iš moksiu.
Nemaiš ykite degtinė s su pica, degtinę reikia gerti su degtine.
Nepaisant nepakeliamo karš č io, gyvenimas mieste tę sė si. Po dienos aš vis dar ė jau į sporto salę , kur sutikau daug vaikinų , kurie gerai kalbė jo angliš kai. Vieną dieną vienas iš jų priė jo prie manę s ir pasakė:
– Pas mus atvaž iavo sveč ias iš Rusijos, jo garbei mano draugai rengia vakarė lį , tu irgi mū sų sveč ias, kvieč iame. Tai nebus nuobodu, tik negerkite daug, kitaip mano draugai yra apmokyti š iuo klausimu.
- Ž inoma, aš eisiu! Nesirū pink dė l manę s, aš negeriu, atsakiau.
Kaip jau pastebė jau, iranieč iai iš vis nemoka gerti. Bū dami blaivū s jie kartais tiek š oka, dainuoja, kad baisu pagalvoti, kas bus, jei iš gers. Sveč ias iš Rusijos pasirodė mano bendravardis, jaunas vaikinas Aleksas. Taigi sudarė me dvi komandas: Iranas su dviem treniruotais vaikinais ir Rusija su vienu treniruotu ir vienu negerianč iu.
Galima sakyti, kad tuo metu iranieč iai mus per daug gė rė . Tač iau pirmieji dalykai.
Vė lai vakare atvaž iavome į sveč ius ir atsineš ė me picą (apie š į patiekalą jau kalbė jau, italai verkia). Mus laimingai pasitiko namo š eimininkė ir parodė.1 litro talpos degtinė s butelį . Ant jo buvo paraš yta: „Nemiroff, made in England“. Buvome keturiese, o vienas negė rė , vadinasi, turė jo už tekti trims. Bet klydau, tiesą sakant, vieno butelio neuž teko. To priež astis buvo didž iulis tostų skaič ius: „Už tave! Sveč iams! Tavo tė vams! Už pasaulio taiką ! Po to pradė jome glaustytis, iranietis mums pasakė:
- Jū s esate mano broliai, bū kite mano namuose, gyvenkite, kiek norite.
Ir mes jam atsakė me:
– Ne, tu mū sų brolis, atvaž iuok į Rusiją , gyvensi pas mus.
Tada vienas kitam pasakė me daug komplimentų , patvirtinanč ių , kad visi esame broliai: musulmonai, krikš č ionys, baltarusiai, rusai, iranieč iai.
Aleksas padarė graž ų tostą : „Kad galė tume keliauti ir kelionė se sutikti tikrų draugų ! »
- Salomai! (Mes padarysime! ) – pasakė iranietis ir, iki dugno iš gė rę s, ė mė kalbė ti apie merginas.
Pasakojau apie tai, kad keliauju viena ir neturiu merginos.
– Ar tavo draugas Omidas negalė jo tavę s supaž indinti su mergina? – paklausė iranietis.
Š alia mū sų esantis Omidas sutrikę s gū ž telė jo peč iais.
- Taip, ne tu kaltas, - tę sė mano naujasis brolis, kreipdamasis į mane, - tai ne tavo kaltė . Kas kaltas? Ir jis kaltas, - ir parodė į Omidą , - aš tau pasakysiu, kaip iš sprę sti tavo problemą . Jums tereikia dar vieno „kos grynų jų pinigų “, o š is neatlieka savo darbo. Jis atsisuko į Omidą ir kreipė si į jį:
– Neatlieki savo darbo, esi blogas „kos cash“.
Vė l iš girdau ž odį , kurį Iljadas anksč iau vadino blogu.
Paaiš kė jo, kad „kos kesham“ iš verstas kaip „aš suteneris“, o kadangi oficialiai manoma, kad Irane nė ra meilė s pinigams, š is ž odis pripaž į stamas blogu. Iki to laiko pirmasis butelis buvo iš gertas, ir mes laukė me, kol atvyks kitas ž mogus. Kaip ir tikė tasi, naujasis sveč ias atneš ė dar vieną Nemiroff butelį . Aleksas sunkiai kvė pavo ir atsistojo pasivaikš č ioti, bet kadangi mes visą tą laiką sė dė jome ant grindų , jo kojos jam nepakluso ir jis, atsirė mę s į sieną , lė tai iš ė jo į lauką , palikdamas duris atidarytas. kambarys buvo apimtas karš č io. Nuė jome pakviesti jį į namą su oro kondicionieriumi. Iš ė ję į gatvę labai nustebome pamatę , kad Aleksas už lipo ant aukš tos namą juosianč ios tvoros, o dabar sė dė jo ant jos, kojomis kabė damas link važ iuojamosios dalies. Kaip vė liau pasakojo, gatvė s gerai nematė , todė l nusprendė už lipti aukš tyn, iš kur atsivė rė graž us vaizdas į palmes ir keliu pravaž iuojanč ius automobilius.
- Ei, Aleksai, ką tu ten veiki?
Leisk ž emyn! – nutraukė savo susimą stymą iranietis.
– Daugiau su tavimi negersiu, tu geri daugiau nei rusai. Aš einu miegoti, - atsakė Aleksas, nulipo nuo tvoros ir nuė jo į kambarį.
Man buvo pasakyta, kad kitą dieną jis jautė si gerai, bet siekdamas pusiausvyros vis tiek laikė si į sieną . Tikriausiai stipri degtinė pagavo.
Pastaba. Alkoholio vartojimas Irane yra baudž iamasis nusikaltimas (pakartotinai suė mus iki mirties bausmė s imtinai). Visi vardai istorijoje yra iš galvoti. Autorius buvo paš alinis stebė tojas ir į statymų nepaž eidė.
Kaip pakeič iau pinigus ir pratę siau vizą . Irano biurokratija.
Nuė jau į Nacionalinį banką (Bank e Mally) iš sikeisti paskutinių.100 USD, než inodamas, kad rinkos kursas nuo oficialaus skiriasi beveik 25%. Banke už.100 dolerių buvo galima gauti 1 00.000 rialų , o rinkoje – 1 24.000 rialų.
Prie valiutos keitimo langelio nusidriekė ilga ž monių eilė , nes č ia apmokė jo są skaitas, gaudavo ir keisdavo pinigus. Kiekvieną kartą banko darbuotojas, norė damas atlikti kokią nors operaciją , paimdavo iš kliento krū vą už pildytų popierių , pasitraukdavo nuo lango ir, kaip matė si pro stiklą , nueidavo prie savo stalo. Tai buvo ne š iaip stalas, o pilnavertis biuras, jame buvo: raš ikliai, segtukai, aplankai, kelios š ū snys už pildytų popierių , į vairū s antspaudai, taip pat didž iuliai ryš uliai Irano pinigų : č ia raudona, ten mė lyna, č ia ž alia. Prie stalo darbuotojas iš lė to dė liojo popierius, už dė jo keletą antspaudų , už pildė blankus, pasiraš ė , iš ė mė ar praneš ė pinigus reikiamame ryš ulyje, o paskui pamatuotais ž ingsniais lė tai grį ž o prie lango. Ramiai laukiau savo eilė s, nors paž iū rė jus į visas jo manipuliacijas buvo aiš ku, kad kol ateis mano eilė , prireiks maž iausiai pusvalandž io.
Per penkias minutes buvau Tejarat banke, susitaikę s su mintimi, kad vė l pamatysiu ilgą eilę.
„Pone, jei nori iš sikeisti pinigus, reikia eiti į antrą aukš tą , sek paskui mane, parodysiu kelią “, – angliš kai į mane kreipė si darbuotoja prie į ė jimo.
Banko patalpose praė jome pro duris pro langą su eile, tad atsidū riau aptarnavimo zonoje tarp stalų su krū vomis popierių ir antspaudų , krū vomis į vairiaspalvių pinigų ir lakstanč ių tarnautojų . Nuvedė prie kaž kokio staliuko, kur sė dė jo banko darbuotojas, parodž iau jam 100 USD.
„Nebus pasidavimo“, – atsakė jis.
Dabar jau sutikau iš keisti visą sumą , jei tik tai padaryti kuo greič iau. Darbuotoja paė mė iš manę s pinigus, nuo stalo keletą blankų ir, linksmai mojuodamas š imto dolerių kupiū ra, nuė jo į antrą aukš tą . Pirmiausia nuė jome į bendrą kambarį , kur turė jome už dė ti du antspaudus.
Atrodė taip: priė jo prie savo kolegos, už siė musios ką nors svarbaus raš ymo, atsipraš ė , kad blaš ko dė mesį ir papraš ė už dė ti antspaudą . Kolegė paė mė popierių ir, atidž iai perskaitę s dokumentą , už dė jo antspaudą , tada nuė jome prie kito staliuko ir papraš ė me naujojo tarnautojo už dė ti antspaudą , kuris, susipaž inę s su popieriaus turiniu, tai už tikrino savo antspaudu. . Surinkę du antspaudus ir paraš us grį ž ome į pirmą aukš tą , kur mano darbuotoja už dė jo treč ią antspaudą ir liepė eiti prie lango atsiimti pinigų . Iš keisti pinigus banke už trukau tik valandą . Pagalvojau: „Į domu, kiek už truksiu rytoj, kol atnaujinsiu Irano vizą ? »
Imigracijos centras buvo už darytas kaž kokių š venč ių proga, o kadangi viza pasibaigė po dviejų dienų , važ iavome į policijos komisariatą , kurį sunkiai radome po nemaž ą važ inė jimą po miestą.
Pravaž iavę kontrolė s postą , pasiklydome ir pradė jome teirautis kelio, dė l to į biurą mus atvedė į Iraną gyventi persikė lę ir daž nai č ia dė l vizų atvykę afganai. Reikalingo virš ininko nebuvo, o mes likome jo laukti koridoriuje. Afganai smalsiai ž iū rė jo į mane, o aš – į juos. Kai susipaž inau, suž inojau, kad jie atvyko iš Kandaharo ir dirba Bandar Abbase, o mano brolis ir tė vai liko Afganistane. Atsiverč iau frazių knygelę ir radau ž odž io „pavojingas“ vertimą persų kalba – Khatarna k.
- Kandahar chatarna k a? Talibanas? (Tai pavojinga Kandahare, Talibane), paklausiau.
„Na, Kandahar khatarna k nist (ne, Kandahare nepavojinga)“, – atsakė afganas ir pridū rė maž daug taip: „Mieste nė ra Talibano – pavojinga už miesto, bet ten gyvena mano brolis ir aš galiu. duok jo telefono numerį . Jei nori ateiti, paskambink jam“. Jis paliko man telefoną ir mes paspaudė me rankas.
Virš ininkas grį ž o iš pietų ir paaiš kino kokius dokumentus atsineš ti norint pratę sti vizą ir kokiame banke sumokė ti valstybė s rinkliavą , taip pat davė dvi dvikalbes anketas (farsi ir anglų ). Greitai pats už pildž iau savo dalį angliš kai, bet pareigū nas tingė jo pildyti persų kalba, todė l liepė Iljadui pač iam už pildyti formas. Prisimenu, kad Iljadas negalė jo iš versti ž odž io „ekonomistas“, klausimyno klausimo apie profesiją . Pastebė jau, kad Baltarusijoje paklausus jaunuolio apie jo iš silavinimą , jis atsakys „ekonomistas“ arba „teisininkas“, o jei paklausi iranieč io – „architektas“ arba „inž inierius“.
Norint sumokė ti valstybė s rinkliavą , reikė jo eiti į tam tikrą banką , kuris buvo kitoje miesto dalyje. „Lonely Planit“ ž inyne raš oma: „Eik į banką , pasakyk „viza“, sumokė k pinigus, o visa kita bus padaryta už tave“. Turbū t taip ir bus, jei į banką ateis vieniš as už sienietis, bet man viskas pasirodė kitaip.
Pamatę s š alia manę s iranietį , banko darbuotojas jam davė tris anketas ir liepė pač iam jas už pildyti. Todė l Iljadas turė jo už pildyti anketas man ir banko darbuotojui, į vesdamas rekvizitus, adresus, pavardes ir pan. , viską trimis egzemplioriais – banko klientui, darbuotojui ir jo virš ininkui. Sumokė ję nuė jome ieš koti kabineto, kur galė tume pasidaryti visų paso puslapių fotokopiją . Kai viskas buvo padaryta, grį ž ome į policijos komisariatą . Pareigū nas paklausė , kur gyvenu, atsakiau, kad neseniai atvaž iavau ir perskaič iau iš LP nebrangaus vieš buč io adresą.
- O kas tai? – paklausė jis, rodydamas į Iljadą.
– Tai mano vertė jas, – paaiš kinau ir papraš iau pratę sti vizą.30 dienų – maksimaliam galimam laikotarpiui.
Pareigū nas padavė mums susiū tą aplanką su mano profiliais ir nuotraukomis ir liepė eiti į antrą pastatą prieš ais.
Sė dė jo ir darbuotojas, atsivertė aplanką , perskaitė anketą ir, savo antspaudu patikinę s dokumentus, liepė eiti į treč ią korpusą pas svarbiausią virš ininką . Teko palaukti, bet apskritai viskas vyko sklandž iai, už dė jo didelį antspaudą ir grą ž ino mus į pirmą jį pastatą . Aplanką davė me pač ioje pradž ioje pas mus aplankytam pareigū nui, jis linktelė jo ir papraš ė grį ž ti po dviejų valandų . Kad nenukentė tų karš tis, likome laukti koridoriuje.
Iki pietų nuė jome dokumentų.
– Motarjem (vertė jas) – mano draugui paskambino pareigū nas.
Iljadas į ė jo į biurą ir jie kaž ką aptarė.
„Jis praš o duoti jam deš imt tū kstanč ių “, – iš vertė Iljadas, rodydamas į virš ininką.
- Deš imt tū kstanč ių tomanų ? Paklausiau ir pagalvojau: va, deš imt dolerių už tai, ką jis turė jo padaryti nemokamai.
- Ne, rialai, jis taip pasakė , - atsakė Iljadas.
Taigi, už pagreitį reikė jo sumokė ti tik vieną dolerį.
Pinigus mielai perdaviau pareigū nui, o jis man davė pasą su viza, pratę sta trisdeš imč iai dienų . Taip paprasta ir lengva, praleidę s vos dieną , iš sikeič iau pinigus ir pratę siau vizą.
Autorius: Kozlovskis Aleksandras.
Knyga: „Nepamirš tamas Iranas“. 159 dienos autostopu.
