Удивительное иранское гостеприимство
К шести часам вечера я проехал только половину пути. В дороге меня задержали апельсиновые сады, владельцем которых оказался мой водитель, потом я долго ждал попутную машину. Зато открыл для себя езду на попутных мотоциклах - махнув рукой, можно остановить любого мотоциклиста и попросить его подвезти по пути, при этом никто из них не просил денег. Иногда такое передвижение оказывалось очень удобным, чтобы выехать из города и попасть на шоссе.
Водитель небольшого автобуса довез меня до Абадэ́ . Видимо, рассчитывая на таа́ роф, он согласился везти бесплатно, но когда мы приехали, очень расстроился, что я отказался платить за проезд. Тем временем мне нужно было торопиться, так как близился закат, после которого наступала настоящая ночь, а останавливать попутки в темноте было бесполезно.
Я сразу решил уточнить дорогу и обратился на фарси к молодому человеку на остановке. Тот ответил мне на ломаном английском, что нужно ехать на терминал в полутора километрах отсюда, к сожалению, туда не ходили автобусы. Видя, что я собрался идти пешком, иранец, которого звали Мохаммед, предложил сопровождать меня. Он был очень рад возможности в первый раз в жизни поговорить на английском языке с иностранцем, и всю дорогу спрашивал, нравится ли мне здесь, и почему я решил приехать именно в Иран. Моему рассказу о том, что я путешествую бесплатно на попутных машинах, он не поверил и уверенно заявил, что в его стране это не принято и невозможно. Я вспомнил, что ничего не ел с самого утра, и зашел в магазин, чтобы купить финики - они очень хорошо утоляют голод.
- Это хорошие финики? - спросил я у своего нового знакомого.
- Нет, качество не очень хорошее, - ответил Мохаммед, - самые лучшие финики растут в Ба́ ме, недалеко от Керма́ на. Вон те финики вкусные, их, наверное, только что из Бушера привезли, – он показал в сторону пикапа, прицеп которого был доверху загружен большими пластиковыми ведрами.
В этот момент мы проходили мимо парикмахерской, за окнами которой стоял кулер с водой. Оставив своего спутника на улице, я зашел внутрь и попросил воды. Пока я допил третью кружку, Мохаммед успел познакомиться с мужчиной рядом с пикапом, они о чем-то увлеченно беседовали и просили меня подойти.
– Мне сказали, что ты путешествуешь и не пробовал вкусных фиников? – спросил иранец у пикапа.
– Почему не пробовал, - сказал я и показал на свою пачку, - правда, мне сказали, что не очень вкусные.
Мужчина посмотрел на коробку и прокомментировал: «ин кхорма́ кхуб нист» (эти финики не хорошие). Он распечатал ведро и предложил мне попробовать финики оттуда, они были мягкие и жёлтые, а на вкус очень сладкие.
- Финики должны быть мягкие и сочные до такой степени, чтобы кожура не чувствовалась. Только это не финики, а «рута́ б» - так называют слегка недозревшие финики, они имеют сладкий и слегка вяжущий вкус, - перевел Мохаммед.
- Кхе́ йли мотшаке́ ррам, - я поблагодарил хозяина фиников, и мы пошли дальше.
На улице окончательно стемнело, и теперь можно было уехать только на автобусе. Мы отошли от пикапа метров триста, когда возле нас остановилась легковая машина. Её водитель, молодой парень, посигналил нам и обратился на фарси: «Коджа́ мири́ ? Термина́ ль? » (куда идете? в терминал)
- Ба́ ле, бэ термина́ ль мира́ м (да, иду в терминал), - ответил я.
- Бэфа́ рмаин (садись), – сказал водитель, приглашая в машину.
- Ты знаешь этого парня? – спросил я у Мохаммеда.
- В первый раз вижу, - ответил он.
Видя нашу нерешительность, водитель заговорил с моим товарищем на фарси. Мохаммед объяснил: «Человек, у которого ты пробовал финики - его отец, и он сказал своему сыну взять машину и довезти тебя до терминала». Действительно, иранское гостеприимство очень необычное.
Я попрощался с Мохаммедом и пересел в машину к водителю, которого звали Пайман. Как смог, я объяснил ему на фарси, что собирался ехать на попутной машине в Шираз, а он стал меня отговаривать, потому что было очень темно (кхе́ йли тари́ к), и предлагал остаться у него дома.
«Гороснэ и? » (голоден) – вдруг спросил Пайман, и поскольку я его не понял, то показал жестом «кушать». Я посмотрел на пустую пачку фиников и пожал плечами. Мы зашли в кафе и заказали основное блюдо иранского фаст-фуда – сэндви́ ч, булочка с салатом и колбасной начинкой. Я достал деньги и передал их кассиру, но Пайман замахал руками, чтобы он их не брал, и показал, что угощает.
«Гороснэ́ и, гороснэ́ и? » (ты голоден), – спрашивал он меня, пока я ел, и, не дожидавшись ответа, положил рядом со мной еще один сэндви́ ч. Второй бутерброд вернул мне силы и хорошее настроение. Когда путешествуешь автостопом в Иране, за световой день нужно проехать достаточно большое расстояние, поэтому перед дорогой у меня всегда был плотный завтрак, но на обед и ужин я мог рассчитывать только тогда, когда удавалось сменить машины, и за это время купить какие-нибудь фрукты в местной лавке – яблоки, виноград, гранаты.
Пайман позвонил своим друзьям и сообщил, что у него гость-иностранец. К нам на машине подъехало еще четыре человека, все были студентами, а двое из них достаточно хорошо владели английским. Они рассказали, что сегодня целый день помогали Пайману с организацией свадьбы его сестры. У него дома остановиться было нельзя, поскольку там было просто негде ночевать. Я немного расстроился от того, что вечером мне придётся с ними расстаться и идти искать место, где ночевать.
- Мы поселим тебя гостиницу, - предложил Пайман.
- Сколько будет стоить ночь? - переспросил я.
- Мы сами заплатим, ты не должен об этом беспокоиться, ты мой гость, - ответил он.
Но я беспокоился, я не хотел, чтобы за меня еще раз платили, теперь за гостиницу. «Может быть, я и сказал, что у меня мало денег, но я не сказал, что у меня их нет совсем! » - подумал я и добавил вслух:
- У меня есть деньги, их достаточно, чтобы оплатить номер в гостинице, я не хочу, чтобы вы за меня платили.
– Дустам, дустам (мой друг), – принялся убеждать меня Пайман, при этом он показывал следующий жест – соединял в кольцо большой палец и указательный, двумя руками делая цепочку, а потом дергал кольца и показывал, что цепочка не разрывается.
– Он говорит, что в гостинице работает его знакомый, и тебе не нужно ничего платить, - пояснили мне его друзья.
В конце я согласился, и мы поехали в гостиницу, где для меня нашли чистый двуместный номер с холодильником, телевизором, душ и туалет были во дворе.
Выйдя из гостиницы, мы решили прогуляться по городу. Рядом находился магазин, где продавали свежевыжатый гранатовый сок, витрина была украшена муляжами гранатов со стаканами сока. Я сказал, что хочу купить сок и сфотографироваться, и тут вспомнил, что оставил фотоаппарат в номере. Я попросил своих знакомых подождать меня внутри, и убежал в гостиницу. Вернувшись через несколько минут, я подошел к кассе и достал деньги, чтобы купить сок.
- Бэфа́ рмаин, - сказал Пайман, показывал на стол, на котором уже стоял стакан с соком, его купили для меня за несколько минут, пока я отсутствовал. Я всё больше удивлялся иранскому гостеприимству.
Пайману позвонили родственники, и ему нужно было уходить. Его друзья должны были пойти с ним, поэтому они сказали «ха́ д а́ фэс» (до свидания) и уже собирались покинуть меня.
- Субхунэ́ ! (завтрак) – вдруг произнес Пайман, показывая, что вспомнил что-то важное.
- Он говорит, что забыл купить тебе продукты, чтобы ты мог утром позавтракать, - перевёл его друг.
- На! Ме́ рси, нэ́ михам! (нет, спасибо, не хочу), - запротестовал я и добавил, - кхе́ йли захма́ т кешиди́ н. («Вы много хлопочете для меня» или «Вы делаете для меня слишком многое»)
Пайман остановился на секунду, покраснел, сказал «ноу-ноу, дуст» и побежал в магазин. Было видно, что он спешил, так как он действительно побежал, а не пошел. Он вернулся с пакетом еды, крепко обнял меня, сел с друзьями в машину и уехал. А я остался стоять на том же месте и глядел им вслед. Я не знал, какое впечатление оставил о себе, правильно ли поступил, что принял их помощь - позволил угощать себя, селить в гостиницу, а теперь еще и разрешил купить завтрак. Всё произошло очень быстро, еще час назад я был голоден и не знал, где буду ночевать, а сейчас я вкусно покушал, остановился в отдельном номере с телевизором и холодильником, а наутро меня ждал полноценный завтрак, в пакете были лепешка, печенье, сыр, сок и какао. Я был в Иране один, но никогда не чувствовал себя одиноко благодаря открытости, дружелюбию и гостеприимству людей, которые меня окружали.
Мой дом – твой дом
Автостопом в Иране я был более чем доволен – мне почти никогда не приходилось ждать на трассе более десяти минут, а благодаря хорошему покрытию дороги мои водители часто ехали со скоростью 160 км/ч, и я быстро добирался до нужного города. Хотя бывали и исключения. Каждый раз это было одно и то же место - перекрёсток, с поворотом в Йезд, за которым начиналась прямая дорога в Шираз. Здесь в первый и во второй раз я ждал попутную машину больше часа, правда, потом доезжал без пересадок.
В Ширазе меня встретил Шерви́ н на своей машине. Его семья была особенной, и хорошо мне запомнилась. Во-первых, в их семье было шесть детей: два брата и четыре сестры. Во-вторых, девушки, да и сама мама, не признавали исламской атрибутики и вместо платков и плащей дома всегда носили короткие майки, а также постоянно пользовались косметикой. Из-за этого мне постоянно казалось, что я попал на вечеринку. К тому же, её дочери уже учились в Европе, мама хорошо разговаривала на английском, а с утра они по очереди пробегали четыре километра на беговой дорожке. Шервин провел меня наверх и показал свою комнату:
- Теперь это и твоя комната, ты - наш гость, поэтому мой дом – твой дом, оставайся и живи у нас.
Я знал, что Шираз изобилует достопримечательностями, и сразу подумал, что не успею все осмотреть за три дня, поэтому попросил остаться еще на пару дней.
- Я не знаю, Алекс, – озадаченно ответил Шервин, - мне нужно спросить разрешения у мамы.
По серьезности интонации я понял, что могут и не разрешить, и слова «мой дом – твой дом» не нужно воспринимать буквально, они служат лишь для выражения вежливости. Через несколько минут он вернулся и сказал, что мама разрешила.
Как позже я узнал, в Иране принято, чтобы сыновья жили в одном доме с родителями до тех пор, пока не женятся. Только после свадьбы, они могут (если, конечно, захотят) выбрать другое жилье и переехать. Система обычаев и моральных норм построена так, что неженатому мужчине очень сложно самостоятельно снять квартиру, так как хозяин дома попросту не захочет сдавать ему жильё из нравственных побуждений, а посоветует вернуться в родительский дом. Соответственно, холостой мужчина не может без разрешения родителей приглашать к с себе гостей, не говоря уже о том, чтобы ему нельзя приводить домой девушку, если он не планирует на ней жениться.
Весь день я учился готовить «шо́ ле за́ рд», оказалось, это совсем не сложно - на ночь нужно замочить рис, а затем, добавив немного сахара и шафрана, сварить его в воде из роз и разложить по формочкам, оставив остывать на ночь в холодильнике. Перед подачей на стол десерт посыпают наструганными фисташками и корицей. Вечером вся семья собралась, чтобы приготовить для меня и другого гостя из Австрии барбекю.
Приехал и сам Шервин, грустный и уставший, он отпросился с работы, и целый день провёл в банке. Дело в том, что он купил в кредит новую машину «Иран Кходро» за $2.000 (высокие импортные пошлины не позволяют покупать иностранную машину, поэтому приходится поддерживать отечественного производителя, несмотря на монопольно высокие цены). На днях к нему пришло уведомление из офиса, где он покупал автомобиль, о том, что его последний платеж по кредиту не был зачислен. Пришлось ехать в банк, чтобы получить копию платежки и везти её в офис. Сотрудники «Иран Кходро» признались, что это была их вина - в компьютере произошел сбой, и платежи клиентов исчезли. Но справку из банка они не приняли, требуя подписать заявление, в котором владелец гарантировал, что действительно совершил платеж. За этот бланк нужно было заплатить $30, в противном случае они грозились не принять оплату и начать начислять неустойку. Таких как Шервин в офисе было несколько десятков человек, и всем им пришлось платить, хотя по закону они не обязаны были этого делать.
Из страны А.
Мне предложили поехать за город, чтобы проверить сад в окрестностях Шираза. Вместе с Али, братом Шервина, мы шли по полю и рассматривали пустые деревья.
- Вот здесь, ещё на прошлой неделе спели яблоки, а здесь сливы, – показывал Али, - а теперь ничего нет, воры обобрали наш сад, хоть бы нам что-нибудь оставили!
Он остановился и покосился вбок, чтобы мне стало понятно, куда смотреть:
- Смотри, вот эти из Афганистана! Ты все хотел их увидеть.
- Почему ты так думаешь? – спросил я.
- По одежде можно понять. Эти двое у нас на поле работают.
Недалеко от нас стояли сын с отцом, оба в национальной одежде, слегка запыленной от работ в поле. Сын был хорошо выбрит, а у отца была небольшая борода.
- Можно с ними поговорить? – попросил я.
- Можно, если ты очень хочешь, но они разговаривают на своем языке, иногда я их совсем не понимаю, хотя с нами они все же стараются говорить на фарси.
Али с неохотой пошёл к ним. Было заметно, что он, подобно другим персам, считает себя арийцем и гордится своим благородным происхождением, превознося свою нацию намного выше других. Думаю, что меня эта тема не коснулась лишь потому, что я иностранец, и к тому же я в их глазах выглядел европейцем. Раньше я никогда не видел афганцев, но слышал про них много страшилок, причем даже от самих иранцев. Кто рассказал мне, что у афганцев есть закон, который гласит, что нужно убить пять неверных (христиан, мусульман-шиитов), чтобы попасть в рай. Чтобы развенчать эти страхи, я подошел к отцу, поздоровался с ним и сообщил, что приехал из Беларуси. Отец вежливо поклонился и сообщил, что он из Кандагара. Я продолжил разговор:
- Ман масихи́ э ортодо́ кс ам. (Я христианин, православный)
- Ман мосальму́ н ам (я мусульманин), - ответил афганец
Я попросил Али быть моим переводчиком и сказал:
- Я христианин, если я к нему в Кандагар приеду, он меня убьёт? Переведи ему, - попросил я.
- Что, ты действительно хочешь, чтобы я так ему и перевел? – удивился Али.
- Да, так и переведи.
Али задал мой вопрос на фарси. Я с нетерпением ждал, что афганец мне на это ответит. Но он оказался философом и совсем не подал вида, что его мог смутить или обидеть такой вопрос, а продолжал вести себя очень непринужденно. Он сделал небольшую паузу, немного подумал, провел рукой по седой бороде и, видимо, осознав, что она уже не такая густая, как при талибах, что-то ответил на своем языке. Мой переводчик засмеялся:
- Он говорит, что уже так устал убивать христиан, что тебя он убивать не будет.
Я засмеялся и крепко пожал афганцу руку, а он улыбнулся в ответ и пожелал мне «ха́ д а́ фэс». «И тебе всего доброго, мой первый знакомый из страны А. », - подумал я.
К нам подошел сосед, который рядом открыл молочную ферму, и после приветствия сразу пригласил зайти в гости, но мы отказались.
– Мама его недолюбливает, поэтому мы не хотим к нему идти, – объяснил мне Али.
Но от его предложения посетить ферму, мы не могли отказаться из уважения. В то время, пока мы смотрели на телят и изучали аппарат по доению коров, фермер показывал маме Шервина какие-то бумаги, и они вместе что-то увлеченно считали.
– В этом году дела пойдут намного лучше, - сказал он, - я несколько месяцев пытался получить этот документ. И наконец, на этой неделе мне это удалось - теперь мы называемся не предприятие, а малое фермерское хозяйство, и будем платить за электричество и воду в два раза меньше. Но сколько я потратил денег и времени, чтобы получить этот документ!
На прощание он подарил нам несколько бутылок свежего молока, однако пробовать его мне не разрешил, объяснив, что сначала его нужно прокипятить.
Почему не работает интернет и не показывает телевизор
Гуляя по улицам Шираза, я зашел купить фрукты в местную лавку и познакомился с её хозяином Камраном, который, к моему удивлению, достаточно хорошо говорил по-английски. Узнав, что я иностранец, он пригласил меня к себе домой. Мы сели в его машину, и он включил зажигательную дискотечную музыку со словами на персидском языке.
- Музигхи́ дуст дари? (музыка нравится), - поинтересовался иранец.
- Кхе́ йли (очень), - ответил я.
Он улыбнулся и сказал, что эта музыка запрещена.
- Вообще, ислам запрещает музыку и пение, однако в Иране разрешают музыку, если для этого используют сета́ р, санту́ р, давул или другие национальные инструменты. Таким образом, музыка, которую ты сейчас слушаешь, запрещена, её играют подпольные группы, и выступают они нелегально, потому что музыкальные концерты запрещены.
Справка. Санту́ р - струнный ударный музыкальный инструмент, своего рода цимбалы, на которых играют, ударяя по струнам двумя молоточками. Сета́ р - струнный щипковый музыкальный инструмент, принадлежащий к семейству лютней, на котором играют большим и указательным пальцами правой руки, прижимая лады пальцами левой руки. Даву́ л — народный музыкальный ударный инструмент, имеет с двух сторон мембраны из овечьей или козлиной кожи.
- При шахе было лучше, - продолжил Камран, - сейчас наше правительство только делает вид, что всё хорошо, а на самом деле за время правления Хаменеи, именно он правит страной, а не Ахмадинежад, мы поссорились почти со всеми странами мира. Наше население с 80-х годов удвоилось, но из-за изоляции и экономических санкций с каждым годом рабочих мест становится все меньше, в стране высокая безработица.
Это только говорят, что при Пехлеви́ было плохо, а на самом деле при нём у нас была хорошая работа и зарплата, а знаешь, какие были цены? Килограмм винограда стоил несколько риалов. Да ты, наверное, даже таких денег не видел - сейчас тот же виноград стоит 3.000 риалов, представляешь, какая инфляция? При шахе я купил себе дом, мой сосед купил себе дом, нам несложно было выплачивать кредит. Цены на бензин были самыми низкими в мире, а сейчас литр стоит почти доллар! И с каждым годом становится только хуже.
Свободы нет, думать и говорить о правительстве плохо нельзя, иначе сразу посадят в тюрьму. Для контроля населения действует специальная религиозная группа «Басси́ дж», её участники носят шарфы в клеточку, не подчиняются полиции и имеют право арестовать или задержать любого человека, если им что-то не понравится.
А как к нам относятся другие страны? Они же думают, что здесь живут террористы, которые только и ждут, чтобы построить ядерное оружие и взорвать Америку. Я не хочу, чтобы с моей страной случилось так же, как с Ираком.
- Так если вам не нравится Хаменеи, зачем Вы делали революцию, зачем его выбрали?
- Лично я его не выбирал, мне даже кажется, его никто не знал до того, как он вернулся в Иран. А что касается революции, то я в ней не участвовал. Правда, ко мне приходили люди, предлагали собираться на площадях, ходить на митинги и демонстрации, но я занимался бизнесом, и меня не интересовала политика.
Я включил ноутбук, вышел в интернет и попытался загрузить Фейсбук, сайт был заблокирован.
- Интернет не работает, - пояснил Камран, - точнее я не успел купить VPN (прокси-сервер). Ты ведь хочешь посмотреть Фейсбук и поговорить по Скайпу? У нас они заблокированы, также как почта «джимейл» и все иностранные новостные ресурсы, поэтому мы каждый год покупаем прокси-сервер за $40, он сильно снижает скорость просмотра сайтов, но зато можно посещать любые сайты без ограничений.
Вот почему когда приходишь в интернет кафе, в Иране его называют ко́ фи-нэ́ т, для того, чтобы открыть страницу Фейсбук или Вконтакте, нужно попросить администратора активировать прокси-сервер.
- Интернета нет, и телевизор тоже не работает, добро пожаловать в Иран, - добавил Камран.
- А телевизор тут причем?
- Ты ведь знаешь, что в Иране нам запрещено пользоваться спутниковым телевидением, чтобы мы чего-нибудь лишнего не увидели. Сегодня в наш дом приходили полицейские, они поднялись на крышу и сбросили оттуда все спутниковые тарелки.
- В каком смысле сбросили, тарелки же могли разбиться?
- Правильно, они и разбились, зато теперь никто не будет смотреть зарубежные каналы.
Мы включили телевизор, по национальному каналу показывали какую-то семейную драму. Действие происходило внутри дома, но волосы девушек были закрыты в платок, а сами они укутаны в плащ.
- А почему по телевизору показывают, что женщины всегда так строго одеты, ведь дома они могут обходиться и без платков?
- Телевидение должно следовать закону, поэтому в фильме женщины всегда носят платки и плащи. Также ты никогда не увидишь в иранском фильме, чтобы мужчина держал женщину за руку, или чтобы они поцеловались, это также связано с религией и национальной политикой.
Мы переключили на новостной канал, на котором показывали выступление президента Ахмадинежада - он красиво улыбался и произносил торжественные речи.
- Наш президент очень любит шутить, - сказал Камран, - несколько лет назад на международной конференции он сказал, что Израиль нужно стереть с лица Земли. Как только дипломаты ни переводили его фразу, она отчётливо означала, что Иран хочет взорвать Израиль, и, конечно, все перепугались, включая, думаю, и самого Ахмадинежада.
А еще он очень любит подшучивать над Америкой. Однажды в своем выступлении наш президент сказал, обращаясь к США (приблизительный перевод): «Мы больше не можем вас кормить, поэтому прекратите капризничать - монстр унёс вашу сиську». Смешно, конечно, потому что про монстра (чудовище) обычно говорят грудным детям, когда хотят отучить их от вскармливания грудью, а тут он так сказал американскому правительству.
Примечание. Все диалоги и описанные в данном рассказе случаи – подлинные, однако происходили в разных местах и в разное время, поэтому образ Камрана получился собирательным. Нельзя, чтобы люди, чьи имена и фотографии есть в книге, выражали своё недовольство. К тому же я старался быть объективным, и также записывал диалоги с людьми, которые весьма положительно отзывались о правительстве.
Чувствуйте себя как дома, но не забывайте, что Вы в гостях
Вернувшись из Персеполя, мы с Домиником решили посетить сад «Афиф-Абад», который находился рядом с домом. Поскольку мы заблудились, то стали спрашивать дорогу у прохожих, но каждый раз остановленные нами люди показывали в разные стороны, несмотря на то, что сад находился совсем недалеко. Я подошёл к машине, в которую только что села женщина с сумками, и обратился к её мужу:
- Бэба́ кхшид, Ба́ гх э Афи́ ф Аба́ д коджа́ ст? (извините, где находится сад Афиф-Абад)
- Унджа́ (там), - ответил он, показывая пальцем идти обратно.
И я бы ему почти поверил, если бы не его жена - одновременно с ним она показала рукой, что нужно идти вперед. Мы с Домиником удивлённо переглянулись и рассмеялись, а они признались, что сами не знают дороги. Рядом припарковался грузовик, водитель которого вышел, чтобы открыть двери прицепа.
- Ба́ гх э Афи́ ф Аба́ д аз инджа́ дур э? (сад Афиф-Абад отсюда далеко), – спросил я у водителя.
- На кхе́ йли, диви́ ст метр (не очень, двести метров), - иранец весело улыбнулся, - а́ ле коджа́ и? (откуда вы).
- Беларусь ва Отриш (Беларусь и Австрия), - ответили мы.
Тогда водитель сказал, что хочет сделать нам подарок (хэдьйе́ ). Соблюдая правила приличия «таа́ роф», я сразу стал отказываться, но он уже полез в кузов, из которого послышалось: «Ду́ гх я ши́ р? », - он спрашивал у нас, хотим мы молоко или йогурт. И только сейчас мы заметили, что машина перевозила молочные продукты для магазина. Водитель показался с двумя литровыми бутылками молока и протянул их нам.
- Кхе́ йли, кхе́ йли мотшаке́ ррам, - поблагодарили мы и взяли по бутылке.
Иранец еще раз улыбнулся, пожал нам руки и унес ящик с молоком в магазин. Доминик удивленно держал молоко в руке и сказал: «Я слышал про иранское гостеприимство, но чтобы молоко дарили, такого нигде не слышал».
«Афиф-Абад» оказался закрыт, в Рамазан сады начинают работать очень рано, а с 12-00 до 16-00 их закрывают. У входа на траве отдыхали иранцы, увидев нас, они закричали «акс, акс! » (фото). Поскольку они показывали на фотоаппарат, мы догадались, что они хотят сфотографироваться.
- На фотографии я буду держать в руках молоко, чтобы никогда не забыть про этот случай гостеприимства, – сказал Доминик.
Когда мы пришли домой, я почувствовал, как сильно устал, и что от жары у меня сильно разболелась голова. К нашему удивлению у Шервина мы также встретили наших случайных знакомых из автобуса в «Накш э Руста́ м». Они заранее договорились остановиться здесь, и сейчас ужинали. Насчет того, что они собирались остановиться в гостинице, они нам тогда соврали, потому что никак не ожидали нас встретить ещё раз, палящиеся австрийские конспираторы. Места в доме стало меньше, и после ужина мама Шервина спросила меня, когда я планирую уехать. Я ответил, что сегодня был мой последний день, и следующим утром я собирался в Бендер Аббас.
- Но Алекс, к нам приехали гости и у нас нет места для тебя, - сказала она, - ты у нас уже пробыл пять дней.
Действительно, я переночевал у них четыре ночи, но так как через день после приезда я попросил разрешения задержаться еще на несколько дней, то по моим расчетам у меня оставалась в запасе последняя ночь. К тому же затрат для них я старался не создавать, отсутствовал дома целый день и приходил поздно вечером. Но с другой стороны, я прекрасно понимал, что злоупотреблял гостеприимством, находясь в одной семье в течение пяти дней. Ведь на самом деле они достаточно много делали для меня - готовили и проводили со мной своё время, а в последний день организовали шикарное барбекю. Теперь мне оставалось винить себя в том, что слишком расслабился и потерял бдительность из-за неповторимого гостеприимства и вежливых слов, типа «мой дом – твой дом, ты наш гость». Поэтому когда мне сказали уезжать, хотя это и было для меня полной неожиданностью, мне оставалось только сказать «спасибо» и уехать.
Выпив таблетку от головы, я попросил разрешения немного поспать. Но отдохнуть не получилось - после того, как я собрал рюкзак, мне сразу пришлось сесть за компьютер. Я выслал несколько заявок в «Кауче» в разделе «ищем жильё в последнюю минуту», а также выписал телефоны всех, кто был зарегистрирован в «Хоспитэлити», а затем стал отправлять пользователям смс с просьбой помочь вписаться. Я также отослал смс всем, с кем мне довелось познакомиться за эти дни. У меня оставалась небольшая надежда, что Шервин, зная о моём запланированном отъезде утром, всё объяснит маме, и мне не придётся уходить на ночь глядя. Через час пришёл Шервин и заявил:
- Да, я знаю, Алекс, тебе нужно уехать. Извини, я ничего не могу с этим поделать.
Я покинул их гостеприимный дом и решил поехать на вокзал, чтобы узнать цену билета до Бендер Аббаса. Ночной переезд на автобусе стоил $17, и это было лучше, чем остаться в Ширазе, ночевать в хостеле за те же деньги и потерять весь следующий день, путешествуя автостопом. И я бы, наверное, уехал на автобусе, если бы вдруг не получил смс: «Ты можешь остановиться у меня. Я буду рад с тобой встретиться».
Гомо-сапиенс.
На мою внезапную просьбу переночевать отозвался Камран, и поскольку он допоздна работал в своем магазине, то мне пришлось довольно долго ждать, пока он освободится. За это время я успел попробовать новое блюдо фаст-фуда - на улице варили бобы, напоминающие фасоль, но только в несколько раз крупнее, и тут же их продавали, укладывая в кулёк и обильно посыпая солью. Ближе к полуночи Камран закрыл магазин и предложил ехать на его машине.
- Извини, что моя машина в таком состоянии, - сказал он, - я отдал новую машину своему сотруднику, а то он плохо про меня подумает, если я заставлю его ездить на этой развалюхе.
Я понимающе кивнул. Камран немного помолчал и спросил:
- У вас в стране много гей клубов?
- Не знаю, - ответил я, - я нормальной ориентации и в гей клубы не хожу.
- Алекс, я должен тебе сказать, я – стопроцентный гей, ты ничего не имеешь против?
Я не был смущен ни его вопросом, ни тем, что он гей. Сколько раз мне заискивающе задавали вопросы, есть ли в моей стране геи, гей клубы, или был ли у меня когда-нибудь секс с мужчиной. В этой стране наблюдается серьезный дефицит женского внимания, и в то время как за внебрачные любовные связи бьют палками, а за гомосексуальные связи вешают, существует безумное количество парней, которые от безысходности и иногда от скуки не прочь узнать друг друга поближе.
- Я не возражаю, если ты уважаешь мои убеждения – я нормальной ориентации на все сто процентов. Если честно, из всех иранцев, которых я видел - ты первый, кто не постеснялся об этом сказать.
- Ты ведь знаешь, что у нас за гомосексуализм предусмотрена смертная казнь, поэтому многие боятся об этом открыто говорить, - ответил Камран.
- Почему ты считаешь себя геем, может быть, ты – как и все другие, хочешь мужчину только потому, что рядом нет женщины?
- Нет, Алекс, я стопроцентный гей. Я давно это чувствовал, но окончательно определился лет шесть назад, тогда я пошел к психологу и поговорил с ним. Он сказал, что у меня тяжелый период в жизни, мне нужно жениться, сменить работу так, чтобы чаще общаться с женщинами. Что он мог еще сказать - он же был иранский психолог! Не мог же он признать, что я – гей, его бы за это выгнали с работы.
Тогда я женился, организовал свой бизнес - стал продавать женскую обувь в магазине, там общался только с женщинами, но все равно чувствовал, что это не моё. Потом во время своей командировки в Сингапур я записался на приём к психологу и прошел у него восемь сеансов, после который он однозначно сказал: «Тебе не нужны женщины, ты настоящий гей, но не нужно переживать по этому поводу или что-то предпринимать - живи, как живешь, и радуйся жизни».
Мы подъехали к его дому, это был многоэтажный особняк.
- Теперь я вкладываю много денег в недвижимость и строю многоэтажные дома и особняки. Этот дом я сам спроектировал и построил. Но я себя чувствую здесь очень одиноко, я не могу приглашать сюда мужчин, потому что никто не должен знать, что я гей. Если бы ты был иранцем, я бы, наверное, сказал тебе, что это вовсе и не мой дом, и что я снял его на время, а рано утром попросил бы тебя уйти, чтобы нас никто не видел вместе. Так я и живу, от командировки к командировке, больше всего мне нравится ездить в Таиланд и Индию.
Камран приготовил нам ужин и поставил кальян.
- Я начинал свой бизнес с маленького магазина отца. Мы торговали одеждой, но это не приносило больших доходов, и тогда я стал торговать женской обувью. Сейчас для меня шьют несколько фабрик в Китае, материал я покупаю в Эмиратах и в Пакистане. А это сувениры, которые я привёз из разных стран, для них я даже построил отдельную полку на всю стену.
- Камран, ты собрал сувениры почти со всех стран мира, а есть ли у тебя сувенир из Ирана, например, посуда из Исфахана или вытканный вручную ковер? – спросил я.
- Ковры есть, - кивнул он, - они у меня повсюду в доме, кстати, ты одном из них стоишь.
Я давно заметил, что стою на ковре, но ввиду огромных размеров комнат в этом доме, я и подумать не мог, что ковер сделан вручную. Небольшие ковры 2х3 метра, которые я видел в Исфахане, стоили около $7000, поэтому я даже не решался предположить, сколько стоил ковёр, на котором я стоял. Чаще всего иранцы относятся к сотканному вручную ковру как к реликвии и расстилают его или вешают на стену только в случае прихода особо дорогих гостей. Показывая своё уважение, я демонстративно сошёл на пол. Камран улыбнулся и сказал:
- Я даже не замечаю их, они просто есть. Но ты можешь посмотреть с обратной стороны, чтобы посмотреть, как он сделан.
Я приподнял конец ковра и лично убедился в том, что ковер действительно соткан вручную.
- Пойдем пить чай и курить кальян, - предложил мой собеседник, - сегодня мы можем спать на дворе в саду, для тебя у меня там есть отдельная кровать.
Мы курили хороший мятный кальян, и я думал о нашем разговоре. У меня не было негативного мнения насчет Камрана. Большинство мужчин в Иране, в ориентации которых я не был уверен, всегда заходили издалека и никогда ни в чем не признавались, а он об этом сразу сказал. Не было оснований ему не верить. Камран продолжал беседу:
- Здесь у меня есть всё, есть магазин, есть недвижимость, несколько домов в самом центре города, но нет личной жизни и будущего. Понимаешь я – гей, я вынужден от всех это скрывать, у меня нет семьи и нет даже близкого друга, кто мог бы меня поддержать. Мои родители и единственный сотрудник в офисе ни о чем не догадываются. А ты слышал старую шутку про Казвин?
И он рассказал мне анекдот про жителей этого города: «Турист приезжает в Казвин и на въезде видит щит, где большими буквами написано: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В КАЗВИН», а чуть ниже маленькими буквами: «советуем надеть металлические шорты». После трудного дня, турист, уставший и измученный, выбирается из города и видит щит, на котором большими буквами написано: «ВЫ ПОКИДАЕТЕ КАЗВИН», а чуть маленькими буквами: «скупаю поломанные металлические шорты».
- Поверь, это очень смешной анекдот для страны, где гомосексуалистов вешают на главной площади города!
Мы докурили кальян и легли спать. У меня остались самые лучшие впечатления о Камране. Здесь меня всегда спрашивают: «Он пытался как-то с тобой сблизиться? ». Нет, не пытался. Напротив, мне понравилась его искренность, я вспомнил, как он рассказывал про психолога, и по-своему стал его уважать, ведь за свой личный выбор ему нужно было бороться.
Примечание. В Иране гомосексуальные связи наказываются смертной казнью, поэтому все имена в рассказе заменены вымышленными. В 2010 году президент Ирана Махмуд Ахмадинеджад официально заявил о том, что в его стране нет гомосексуалистов, но продолжающиеся публичные казни гомосексуалистов вызывают бурю международной критики.
Свидание в Ширазе
Романтика. Слушаем красивую песню Shahram Solati - Salam Azizam (Здравствуй, дорогая! ):
Мой второй приезд в Шираз очень сильно отличался от первого. Именно в этот раз я по-настоящему успел полюбить этот город, почувствовать его атмосферу и культуру - в сопровождении красивой девушки я гулял по его паркам и садам, она читала мне на фарси стихи знаменитого поэта Хафиза, а музыканты играли нам у его могилы лирические и насыщенные чувствами национальные песни.
Добраться до Шираза из Йезда было не сложно, но на повороте у дороги Исфахан-Шираз мне опять пришлось долго ждать - многие водители, узнав, что я собирался ехать бесплатно, отказывались подвезти. Проезжавший мимо рейсовый автобус остановился, и водитель предложил мне доехать за полную стоимость проезда, как если бы я ехал из Йезда. Начинало темнеть и мне действительно повезло, что через час я нашел машину до самого Шираза.
Мы долго болтали с водителем, я рассказывал ему о своих путешествиях и объяснял суть бесплатного путешествия автостопом.
В Ширазе меня ждала девушка Фарзанэ́ , и водитель, узнав, что она иранка, попросил меня позвонить ей и передать ему трубку, что бы он мог объяснить адрес. Не повторяйте мою ошибку, не давайте водителям разговаривать с принимающим Вас в гостях человеком! Я в третий раз я пожалел об этом. В первый раз водитель сделал моему другу выговор за то, что тот не встретил меня на автостанции, во второй раз принимающего меня в гостях человека попросили денег за то, меня подвезли. В третий раз произошло то же самое, только я не учел, что Фарзанэ́ – девушка. Узнав, что она хочет встретиться со мной, водитель стал просить её оставить ему свой номер, чтобы познакомиться поближе, а когда она отказала, заявил, что я не заплатил ему за проезд, и что она должна ему деньги. Когда она мне все это объяснила на английском, я очень разозлился. Мы приехали на площадь, но иранец не отпускал меня. «Бензин, пуль», - повторял он, требуя денег. Я напомнил ему, что просил подвезти бесплатно и вышел из машины.
Фарзанэ́ – невероятно обаятельная и очаровательная девушка, мы познакомились еще в Бендер Аббасе, и я обещал навестить её в Ширазе, где находился её университет. Она была настолько рада моему приезду, что обняла меня и взяла за руку. Мы пересели в такси, разместившись на заднем сидении, и поехали на могилу Хафиза. Мне кажется, многие молодые пары специально берут такси «дар баст» и потом бесцельно катаются по городу, ведь задние места – это единственная возможность побыть ближе друг к другу. Она крепко сжала мою руку и прижалась ко мне.
- Тебе нельзя этого делать, ты же иранская девушка, - предупредил я.
- Алекс, я здесь очень одинока, - ответила Фарзанэ и еще сильней п
Nuostabus iranieč ių svetingumas
Iki š eš tos valandos vakaro į veikiau tik pusę kelio. Pakeliui mane sulaikė apelsinų sodai, kurių savininkas pasirodė mano vairuotojas, tada ilgai laukiau pravaž iuojanč ios maš inos. Kita vertus, jis atrado važ inė jimą pravaž iuojanč iais motociklais – rankos mostu gali sustabdyti bet kurį motociklininką ir pakeliui papraš yti jį pakelti, o pinigų niekas nepraš ė . Kartais toks judė jimas pasirodydavo labai patogus iš važ iuoti iš miesto ir į važ iuoti į greitkelį.
Maž o autobuso vairuotojas nuvež ė mane į Abadę . Matyt, skaič iuodamas taarofą , jis sutiko važ iuoti nemokamai, bet mums atvaž iavus labai susierzino, kad atsisakiau mokė ti bilieto kainą . Tuo tarpu teko paskubė ti, nes artė jo saulė lydis, po kurio atė jo tikroji naktis ir stabdyti pasivaž inė jimus tamsoje buvo beprasmiš ka.
Iš karto nusprendž iau iš siaiš kinti kelią ir autobusų stotelė je pasukau persų kalba į jaunuolį.
Jis man lauž yta anglų kalba atsakė , kad reikia važ iuoti į terminalą už pusantro kilometro nuo č ia, deja, autobusų ten nevaž iuoja. Pamatę s, kad ruoš iuosi eiti pė sč iomis, iranietis, vardu Mohammedas, pasisiū lė mane palydė ti. Jis labai dž iaugė si, kad pirmą kartą gyvenime turė jo galimybę pasikalbė ti angliš kai su už sienieč iu ir visą kelią klausinė jo, ar man č ia patinka ir kodė l nusprendž iau atvykti į Iraną . Jis netikė jo mano pasakojimu, kad aš nemokamai važ inė ju pravaž iuojanč iais automobiliais ir už tikrintai pareiš kė , kad jo š alyje tai nepriimta ir neį manoma. Prisiminiau, kad nuo pat ryto nieko nevalgiau, ir nuė jau į parduotuvę nusipirkti datulių – jos puikiai numalš ina alkį.
- Ar tai geri pasimatymai? Paklausiau savo naujojo draugo.
- Ne, kokybė nė ra labai gera, - atsakė Mohammedas, - geriausios datulė s auga Bame, netoli Kermano.
Tos datulė s ten skanios, matyt, ką tik atvež tos iš Buš ehro, – parodė link pikapo, kurio priekaboje buvo prikrauta iki virš aus dideli plastikiniai kibirai.
Tuo metu ė jome pro kirpyklą , kurios lauke buvo vandens auš intuvas. Palikusi savo kompanioną lauke, į ė jau į vidų ir papraš iau vandens. Kol baigiau treč ią puodelį , Mohammedas sugebė jo sutikti vyrą š alia pikapo, jie entuziastingai apie kaž ką kalbė jo ir papraš ė manę s ateiti.
– Man pasakė , kad keliaujate ir neragavote skanių datulių ? – paklausė iranietis pikapo.
„Kodė l nepabandž iau, – pasakiau ir parodž iau į savo pakuotę , – tiesa, man sakė , kad nelabai skanū s.
Vyriš kis paž velgė į dė ž utę ir pakomentavo: „in khorma khub nist“ (š ios datos nė ra geros). Jis atidarė kibirą ir pasiū lė iš bandyti datules iš ten, jos buvo minkš tos ir geltonos, o skonis labai saldus.
- Datulė s turi bū ti minkš tos ir sultingos, kad nesijaustų odos. Tik tai ne datulė s, o „rū ta b“ – taip vadinamos š iek tiek neprinokusios datulė s, jos saldaus ir š iek tiek sutraukianč io skonio“, – iš vertė Mohammedas.
- Khe ili motshaker rram, - padė kojau pasimatymų savininkui ir pajudė jome toliau.
Lauke buvo visiš kai tamsu, o dabar iš vykti buvo galima tik autobusu. Nuo pikapo pajudė jome apie tris š imtus metrų , kai š alia mū sų sustojo lengvasis automobilis. Jos vairuotojas, jaunas vaikinas, davė mums signalą ir kreipė si į farsi: „Koja Miri? Terminalas ar ne? » (kur eini? į terminalą )
- Bale, bū k terminal mira m (taip, aš einu į terminalą ), - atsakiau.
– Befarmain (į lipk), – tarė vairuotojas, kviesdamas mane į maš iną.
- Ar paž į sti š į vaikiną ? – paklausiau Mahometo.
„Pirmą kartą matau“, – atsakė jis.
Pamatę s mū sų neapsisprendimą , vairuotojas pasikalbė jo su mano draugu persų kalba.
(Ar tu alkanas), paklausė manę s valgant ir nelaukę s atsakymo padė jo dar vieną sumuš tinį š alia. Antras sumuš tinis grą ž ino jė gas ir gerą nuotaiką . Kai keliauji autostopu Irane, per dieną turi nukeliauti nemaž ą atstumą , todė l prieš kelionę visada soč iai papusryč iaudavau, bet galė jau pasikliauti tik pietumis ir vakariene, kai per š į laiką galė jau pakeisti maš iną ir nusipirkti vaisių . vietinė parduotuvė – obuoliai, vynuogė s, granatai.
Paymanas paskambino draugams ir pasakė , kad turi sveč ią iš už sienio. Pas mus automobiliu atvaž iavo dar keturi ž monė s, visi buvo studentai, du iš jų neblogai kalbė jo angliš kai. Jie sakė , kad š iandien visą dieną padė jo Paimanui organizuoti jo sesers vestuves. Jo namuose apsistoti buvo neį manoma, nes tiesiog nebuvo kur nakvoti.
Truputį nusiminiau, kad vakare teks su jais skirtis ir eiti ieš koti nakvynė s.
"Mes jus apgyvendinsime vieš butyje", - pasiū lė Paimanas.
– Kiek kainuos naktis? Aš paklausiau.
„Mes patys susimokė sime, tau nereikia dė l to rū pintis, tu esi mano sveč ias“, – atsakė jis.
Bet jaudinuosi, nenorė jau, kad vė l už mane mokė tų , dabar už vieš butį . „Gal sakiau, kad turiu maž ai pinigų , bet nesakiau, kad jų visai neturiu! - pagalvojau ir garsiai pridū riau:
– Turiu pinigų , už tenka sumokė ti už vieš buč io kambarį , nenoriu, kad už mane mokė tum.
- Dustam, dustam (mano draugas), - pradė jo mane į tikinė ti Paimanas, parodydamas tokį gestą - sujungė nykš tį ir smilių į ž iedą , abiem rankomis sudarė grandinė lę , o tada iš traukė ž iedus ir parodė , kad grandinė nelū ž ta.
„Jis sako, kad jo paž į stamas dirba vieš butyje, ir tau nieko nereikia mokė ti“, – paaiš kino man jo draugai.
Galų gale sutikau ir nuė jome į vieš butį , kur man surado š varų dvivietį kambarį su š aldytuvu, televizorius, duš as ir tualetas buvo kieme.
Iš ė ję iš vieš buč io nusprendė me pasivaikš č ioti po miestą . Netoliese buvo parduotuvė , prekiaujanti š viež iai spaustomis granatų sultimis, vitriną puoš ė granatų manekenai su stiklinė mis sulč ių . Pasakiau, kad noriu nusipirkti sulč ių ir nusifotografuoti, o paskui prisiminiau, kad kamerą palikau kambaryje. Papraš iau draugų palaukti manę s viduje ir nubė gau į vieš butį . Grį ž ę s po kelių minuč ių nuė jau prie kasos ir iš siė miau pinigų sultims nusipirkti.
- Befarmain, - pasakė Paimanas, rodydamas į stalą , ant kurio jau stovė jo stiklinė sulč ių , jos man buvo nupirktos per kelias minutes, kol man nebuvo. Mane vis labiau nustebino iranieč ių svetingumas.
Paimanui paskambino artimieji ir jis turė jo iš vykti.
Jo draugai turė jo eiti su juo, todė l jie pasakė „ha d a fes“ (sudie) ir ruoš ė si mane palikti.
- Subhune! (pusryč iai) – staiga pasakė Paimanas, parodydamas, kad prisiminė kaž ką svarbaus.
„Jis sako, kad pamirš o tau nupirkti bakalė jos, kad galė tum ryte pusryč iauti“, – iš vertė jo draugas.
- Ant! Malonu, ne miham! (ne, ač iū , aš nenoriu), - paprieš taravau ir pridū riau, - khe yli zahma t keshidin. („Tu darai per daug dė l manę s“ arba „Tu darai per daug dė l manę s“)
Paimanas sekundei sustojo, paraudo, pasakė „ž inok, dulkė s“ ir nubė go į parduotuvę . Buvo akivaizdu, kad jis skubė jo, nes tikrai bė go ir nevaikš č iojo. Grį ž o su maiš u maisto, stipriai mane apkabino, su draugais į sė do į maš iną ir nuvaž iavo. O aš likau stovė ti toje pač ioje vietoje ir priž iū rė jau juos. Než inojau, kokį į spū dį palikau apie save, ar teisingai pasielgiau, kad priė miau jų pagalbą – leidau gydytis, apsigyvenau vieš butyje, o dabar leidau nusipirkti ir pusryč ius.
Viskas į vyko labai greitai, prieš valandą buvau alkanas ir než inojau kur nakvosiu, bet dabar skaniai pavalgiau, apsistojau atskirame kambaryje su televizoriumi ir š aldytuvu, o ryte sotū s pusryč iai. laukė manę s, pakuotė je buvo tortilija, sausainiai, sū ris, sultys ir kakava. Irane buvau vienas, bet dė l mane supanč ių ž monių atvirumo, draugiš kumo ir svetingumo niekada nesijauč iau vieniš as.
Mano namai yra tavo namai
Važ iavimu autostopu Irane likau daugiau nei patenkintas – greitkelyje beveik nereikė jo laukti ilgiau nei deš imt minuč ių , o dė l geros kelio dangos mano vairuotojai daž nai važ iuodavo 160 km/h greič iu, o aš greitai sulaukdavau į norimą miestą . Nors bū ta iš imč ių . Kiekvieną kartą tai buvo ta pati vieta – sankryž a, su posū kiu į Jazdą , už kurios prasidė davo tiesioginis kelias į Š irazą . Č ia pirmą ir antrą kartą pravaž iuojanč io automobilio laukiau ilgiau nei valandą , tiesa, tada važ iavau be persė dimų.
Š iraze Š ervinas pasitiko mane savo automobilyje. Jo š eima buvo ypatinga, ir aš tai gerai prisimenu. Pirma, jų š eimoje buvo š eš i vaikai: du broliai ir keturios seserys. Antra, mergaitė s ir pati mama nepripaž ino islamiš kos atributikos ir vietoj š alikų ir lietpalč ių namuose visada dė vė jo trumpus marš kinė lius, taip pat nuolat naudojo kosmetiką . Dė l to nuolat jauč iausi kaip vakarė lyje. Be to, dukros jau mokė si Europoje, mama puikiai kalbė jo angliš kai, o ryte jos pakaitomis bė gimo takeliu nubė go keturis kilometrus. Sherwin pakė lė mane į virš ų ir parodė į savo kambarį:
- Dabar č ia tavo kambarys, tu mū sų sveč ias, taigi mano namai yra tavo namai, pasilik ir gyvenk pas mus.
Ž inojau, kad Š iraze pilna į ž ymybių , ir iš karto pagalvojau, kad per tris dienas nespė siu visko apž iū rė ti, todė l papraš iau pasilikti dar porai dienų.
- Než inau, Aleksai, - sutrikę s atsakė Š ervinas, - Man reikia mamos leidimo.
Pagal intonacijos rimtumą supratau, kad jų gali ir neleisti, o ž odž ių „mano namai – tavo namai“ nereikė tų suprasti paž odž iui, jie tarnauja tik mandagumui iš reikš ti. Po kelių minuč ių grį ž o ir pasakė , kad mama leido.
Kaip vė liau suž inojau, Irane į prasta, kad sū nū s iki susituokimo gyvena tame pač iame name su tė vais. Tik po vestuvių jie gali (jei, ž inoma, nori) pasirinkti kitą gyvenamą ją vietą ir kraustytis. Paproč ių ir moralė s normų sistema sukurta taip, kad nesusituokusiam vyrui pač iam iš sinuomoti butą labai sunku, nes namo savininkas dė l moralinių priež asč ių jam tiesiog nenori iš nuomoti bū sto. bet pataria grį ž ti į tė vų namus.
Atitinkamai, vieniš as vyras negali kviestis pas save sveč ių be tė vų leidimo, jau nekalbant apie tai, kad negali parsivež ti merginos namo, jei neplanuoja jos vesti.
Visą dieną mokiausi virti „chole zard“, pasirodė , kad tai visai nesunku - reikia ryž ius mirkyti per naktį , o tada, į dė jus š iek tiek cukraus ir š afrano, iš virti rož ių vandenyje ir sutvarkyti. formeles, paliekant per naktį atvė sti š aldytuve. Prieš patiekiant, desertas apibarstomas kapotomis pistacijomis ir cinamonu. Vakare visa š eima susirinko man ir dar vienam sveč iui iš Austrijos kepti š aš lykų.
Pats Sherwinas atvyko, liū dnas ir pavargę s, pailsė jo nuo darbo ir visą dieną praleido banke. Faktas yra tas, kad jis į sigijo naują automobilį Iran Khodro už.2 dolerius.
000 (dideli importo muitai neleidž ia pirkti už sienietiš ko automobilio, todė l jū s turite remti vietinį gamintoją , nepaisant monopolinių aukš tų kainų ). Kitą dieną jis gavo praneš imą iš biuro, kuriame į sigijo automobilį , kad neį skaityta paskutinė jo paskolos į moka. Turė jau eiti į banką , kad gauč iau mokė jimo kopiją ir nuneš č iau į biurą . Irano Khodro darbuotojai pripaž ino, kad tai buvo jų kaltė – sugedo kompiuteris ir dingo klientų mokė jimai. Bet jie nepriė mė paž ymos iš banko, reikalaudami pasiraš yti paž ymą , kurioje savininkas garantavo, kad tikrai sumokė jo. Už š ią formą reikė jo sumokė ti 30 USD, antraip pagrasino, kad mokė s nepriims ir ims skaič iuoti baudą . Biure buvo kelios deš imtys ž monių , tokių kaip Š ervinas, ir jie visi turė jo mokė ti, nors pagal į statymą to daryti neprivalo.
Iš š alies A.
Man buvo pasiū lyta iš vykti iš miesto apž iū rė ti sodo Š irazo apylinkė se. Kartu su Ali, Š ervino broliu, ė jome per lauką ir ž iū rė jome į tuš č ius medž ius.
„Š tai, praeitą savaitę sunoko obuoliai, o č ia slyvos“, – parodė Ali, – dabar nieko nė ra, vagys apiplė š ė mū sų sodą , jei tik ką nors paliko!
Jis sustojo ir prisimerkė į š alį , kad man bū tų aiš ku, kur ieš koti:
- Ž iū rė k, tai iš Afganistano! Jū s visi norė jote juos pamatyti.
- Kodė l taip manai? Aš paklausiau.
– Galima suprasti iš drabuž ių . Š ie du dirba lauke.
Netoli nuo mū sų stovė jo sū nus ir tė vas, abu tautiniais drabuž iais, š iek tiek apdulkė ję nuo darbų lauke. Sū nus buvo gerai nusiskutę s, o tė vas turė jo maž ą barzdą.
- Ar galiu su jais pasikalbė ti? Aš paklausiau.
- Galite, jei labai norite, bet jie kalba savo kalba, kartais aš jų visai nesuprantu, nors jie vis tiek bando su mumis kalbė ti persiš kai.
Ali nenoriai ž engė link jų.
Buvo pastebė ta, kad jis, kaip ir kiti persai, laikė save arijumi ir didž iavosi savo kilnia kilme, savo tautą iš aukš tindamas daug aukš č iau už kitus. Manau, kad š i tema manę s nepalietė tik todė l, kad esu už sienietis, o be to, jų akyse atrodž iau kaip europietis. Afganų dar nebuvau matę s, bet apie juos girdė jau daug siaubo istorijų , net iš pač ių iranieč ių . Kas man pasakė , kad afganai turi į statymą , kuriame sakoma, kad norint patekti į dangų reikia nuž udyti penkis netikė lius (krikš č ionis, musulmonus š iitus). Norė damas iš sklaidyti š ias baimes, priė jau prie tė vo, pasisveikinau ir pasakiau, kad atvykau iš Baltarusijos. Tė vas mandagiai nusilenkė ir pasakė , kad yra iš Kandaharo. Tę siau pokalbį:
- Man masihi e ortodoksas am. (Aš esu krikš č ionis, ortodoksas)
- Man mosalmu n am (aš esu musulmonas), - atsakė afganas
Aš papraš iau Ali bū ti mano vertė ju ir pasakiau:
– Esu krikš č ionis, jei aplankysiu jį Kandahare, ar jis mane nuž udys?
Iš versk jam, – papraš iau.
- Ką , ar tikrai nori, kad taip jam iš versč iau? Ali nustebo.
– Taip, iš versk.
Ali už davė mano klausimą persų kalba. Nekantriai laukiau, kol afganas į tai atsakys. Bet jis pasirodė esą s filosofas ir visai neparodė , kad dė l tokio klausimo gali susigė sti ar į ž eisti, o toliau elgė si labai natū raliai. Jis padarė trumpą pauzę , š iek tiek pagalvojo, perbraukė ranka per ž ilę barzdą ir, matyt, suprasdamas, kad ji nebe tokia stora kaip valdant Talibanui, kaž ką atsakė savo kalba. Mano vertė jas nusijuokė:
– Jis sako, kad jau taip pavargo ž udyti krikš č ionis, kad tavę s než udys.
Aš nusijuokiau ir š iltai paspaudž iau afganistanieč iui ranką , o jis nusiš ypsojo ir palinkė jo man „turė ti afes“. „Ir viso ko geriausio tau, mano pirmoji paž intis iš š alies A“, – pagalvojau.
Prie mū sų priė jo kaimynas, kuris š alia atidarė pieno ū kį , pasisveikinę s iš kart pakvietė apsilankyti, bet mes atsisakė me.
Vaikš č iodama Š irazo gatvė mis nuė jau nusipirkti vaisių į vietinę parduotuvę ir sutikau jos savininką Kamraną , kuris, mano nuostabai, neblogai kalbė jo angliš kai. Suž inoję s, kad esu už sienietis, pakvietė mane pas save. Į sė dome į jo automobilį , ir jis į jungė už deganč ią disko muziką su ž odž iais persų kalba.
- Muzighi dust dari? (Man patinka muzika) – paklausė iranietis.
- Khe ili (labai), - atsakiau.
Jis nusiš ypsojo ir pasakė , kad š i muzika yra draudž iama.
– Apskritai islamas draudž ia muziką ir dainavimą , tač iau Irane muzika leidž iama, jei tam naudojami set r, santur, davul ar kiti nacionaliniai instrumentai. Taigi muzika, kurios š iuo metu klausai, yra už drausta, ją groja pogrindž io grupė s ir jos koncertuoja nelegaliai, nes muzikos koncertai yra už drausti.
Nuoroda. Santuras – styginis muš amasis muzikos instrumentas, savotiš kas cimbolas, kuriuo grojama smogiant į stygas dviem plaktukais.
Setaras – liutnių š eimai priklausantis styginis plė š omas muzikos instrumentas, kuriuo grojama deš inė s rankos nykš č iu ir smiliumi, kairė s rankos pirš tais spaudž iant strypus. Dawul yra liaudies muzikos muš amieji instrumentai, kurių abiejose pusė se yra membranos iš avies arba ož kos odos.
„Valdant š achui buvo geriau, – tę sė Kamranas, – dabar mū sų vyriausybė tik apsimeta, kad viskas gerai, bet iš tikrų jų Khamenei valdymo laikais š alį valdė jis, o ne Ahmadinejadas, susipykome su beveik visais. pasaulio š alių . Mū sų gyventojų skaič ius nuo devintojo deš imtmeč io padvigubė jo, tač iau dė l izoliacijos ir ekonominių sankcijų kasmet lieka maž iau darbo vietų , š alyje didelis nedarbas.
Jie tik sako, kad prie Pahlavi buvo blogai, bet iš tikrų jų pas jį turė jome gerą darbą ir atlyginimą , bet ž inote, kokios buvo kainos? Kilogramas vynuogių kainavo kelis rialus.
– Tai jei nemė gstate Khamenei, kodė l padarė te revoliuciją , kodė l pasirinkote jį?
– Asmeniš kai aš jo nepasirinkau, man net atrodo, kad iki grį ž imo į Iraną jo niekas nepaž inojo. Kalbant apie revoliuciją , aš joje nedalyvavau. Tiesa, pas mane ateidavo ž monė s, siū lydavo susirinkti aikš tė se, eiti į mitingus, demonstracijas, bet aš už siė miau verslu, o politika nesidomė jau.
Į jungiau neš iojamą jį kompiuterį , prisijungiau prie interneto ir bandž iau atsisių sti Facebook, svetainė buvo už blokuota.
- Internetas neveikia, - paaiš kino Kamranas, - tiksliau, nespė jau nusipirkti VPN (proxy serverio). Ar norite matyti „Facebook“ ir kalbė ti per „Skype“? Turime juos už blokuotus, taip pat jimail paš tą ir visus už sienio naujienų iš teklius, todė l kasmet perkame proxy serverį už.40 USD, tai labai sumaž ina narš ymo svetaines greitį , tač iau bet kurioje svetainė je galite lankytis be apribojimų.
Š tai kodė l atvykus į interneto kavinę , Irane ji vadinama ko fi-ne t, norint atidaryti Facebook ar Vkontakte puslapį , reikia papraš yti administratoriaus suaktyvinti tarpinį serverį.
- Interneto nė ra, televizorius taip pat neveikia, sveiki atvykę į Iraną , - pridū rė Kamranas.
- O kaip su televizoriumi?
– Jū s ž inote, kad Irane mums draudž iama naudotis palydovine televizija, kad nematytume nieko nereikalingo. Š iandien į mū sų namus atvaž iavo policija, ji už lipo ant stogo ir iš ten numetė visas palydovines antenas.
– Kokia prasme numetė , ar lė kš tė s galė jo lū ž ti?
– Teisingai, jie suduž o, bet dabar už sienio kanalų niekas než iū rė s.
Į sijungė me televizorių , nacionalinis kanalas rodė kaž kokią š eimos dramą . Veiksmas vyko namo viduje, tač iau merginų plaukai buvo už dengti skara, o pač ios – apsiaustu.
– O kodė l per televiziją rodo, kad moterys visada taip griež tai apsirengusios, juk namuose gali apsieiti ir be skarelių?
– Televizija turi laikytis į statymų , todė l filme moterys visada dė vi skareles ir lietpalč ius. Be to, Irano filme niekada nepamatysi vyro, laikanč io moters ranką , ar kad jie buč iuojasi, tai taip pat susiję su religija ir nacionaline politika.
Perė jome į naujienų kanalą , kuriame buvo rodoma prezidento Ahmadinejado kalba – jis graž iai š ypsojosi ir pasakė iš kilmingas kalbas.
„Mū sų prezidentas labai mė gsta juokauti, – sakė Kamranas, – prieš kelerius metus tarptautinė je konferencijoje jis pasakė , kad Izraelis turi bū ti nuš luotas nuo ž emė s pavirš iaus. Kai tik diplomatai iš vertė jo frazę , tai aiš kiai reiš kė , kad Iranas nori susprogdinti Izraelį , ir, ž inoma, visi iš sigando, į skaitant, manau, ir patį Ahmadinejadą.
Jis taip pat mė gsta iš daigauti Ameriką.
Kadangi pasiklydome, pradė jome klausinė ti praeivių kelio, bet kiekvieną kartą sustoję ž monė s rodydavo vis kitokiomis kryptimis, nepaisant to, kad sodas nebuvo toli. Nuė jau prie maš inos, į kurią ką tik į sė do moteris su krepš iais, ir atsisukau į vyrą:
- Beba khshid, Bagh e Afi f Aba d kojast? (atsipraš au, kur yra Afif-Abado sodas)
- Unja (ten), - atsakė jis, pirš tu rodydamas grį ž ti atgal.
Ir beveik patikė č iau, jei ne ž mona – tuo pač iu ji ranka parodė , kad reikia eiti į priekį . Su Dominyku nustebę ž iū rė jome vienas į kitą ir nusijuokė me, o jie prisipaž ino, kad patys než ino kelio. Š alia stovė jo vilkikas, kurio vairuotojas iš lipo atidaryti priekabos durelių.
- Bagh e Afi f Aba d az inja dur e? (Afif-Abado sodas toli nuo č ia), paklausiau vairuotojo.
- Na khe yli, divist metras (nelabai, du š imtai metrų ), - linksmai nusiš ypsojo iranietis, - ale koja i? (iš kur tu esi).
– Baltarusija va Otriš (Baltarusija ir Austrija), – atsakė me.
Tada vairuotojas pasakė , kad nori mums padovanoti (hedye). Laikydamasi padorumo taisyklių „taarof“, iš kart pradė jau atsisakyti, bet jis jau buvo už lipę s į galą , iš kurio iš girdau: „Dugh am shir? “, – paklausė , ar norime pieno ar jogurto. Ir tik dabar pastebė jome, kad maš ina parduotuvei vež ė pieno produktus. Vairuotojas pasirodė su dviem litrais pieno buteliais ir padavė juos mums.
- Khe ili, khe ili motshaker rram, - padė kojome ir paė mė me po buteliuką.
Iranietis vė l nusiš ypsojo, paspaudė mums ranką ir nuneš ė pieno dė ž ę į parduotuvę . Dominykas nustebę s laikė rankoje pieną ir pasakė : „Esu girdė ję s apie iranieč ių svetingumą , bet niekada negirdė jau tokio dalyko apie pieno dovanojimą “.
„Afif-Abad“ pasirodė už darytas, Ramadano metu sodai pradeda dirbti labai anksti, o nuo 12:00 iki 16:00 jie nedirba. Prie į ė jimo iranieč iai ilsė josi ant ž olė s, mus pamatę suš uko „aks, aks! " (Nuotrauka).
Kadangi jie buvo nukreipę į fotoaparatą , spė jome, kad jie nori nufotografuoti.
– Nuotraukoje pieną laikysiu rankose, kad niekada nepamirš č iau š ios svetingumo progos, – sakė Dominykas.
Kai grį ž ome namo, jauč iausi labai pavargusi, nuo karš č io skaudė jo galvą . Mū sų nuostabai, Shervin's, mes taip pat sutikome savo atsitiktinius paž į stamus iš autobuso Naqsh e Rustam. Jie iš anksto buvo susitarę likti č ia, o dabar vakarieniavo. Apie tai, kad jie ketino apsistoti vieš butyje, jie tada mums melavo, nes nesitikė jo su mumis vė l susitikti, deginanč iais austrų są mokslininkus. Namuose vietos buvo maž iau, o po vakarienė s Sherwin mama paklausė , kada planuoju iš vykti. Atsakiau, kad š iandien paskutinė mano diena, o kitą rytą važ iuoju į Bandar Abbasą.
- Bet Aleksai, pas mus atvaž iavo sveč iai ir mes neturime tau vietos, - pasakė ji, - tu jau pabuvai pas mus penkias dienas.
Iš ties, pas juos praleidau keturias naktis, bet kadangi kitą dieną po atvykimo papraš iau leidimo pasilikti dar kelias dienas, mano skaič iavimais, paskutinę naktį turė jau rezerve. Be to, stengiausi nedaryti jiems iš laidų , visą dieną nebuvau namuose ir ateidavau vė lai vakare. Tač iau, kita vertus, puikiai ž inojau, kad piktnaudž iavau svetingumu, bū damas toje pač ioje š eimoje penkias dienas. Juk iš tikrų jų jie dė l manę s padarė gana daug – gamino ir leido laiką su manimi, o paskutinę dieną surengė spalvingą š aš lyką . Dabar turė jau kaltinti save, kad buvau per daug atsipalaidavę s, ir nusileidau dė l nepakartojamo svetingumo ir mandagių ž odž ių , tokių kaip „mano namai yra tavo namai, tu – mū sų sveč ias“.
Todė l kai man liepė iš eiti, nors man tai buvo visiš ka staigmena, tegalė jau pasakyti „ač iū “ ir iš eiti.
Iš gė rę s tabletę galvai, papraš iau leidimo pamiegoti. Tač iau pailsė ti nespė jau – susikrovus kuprinę iš kart teko sė sti prie kompiuterio. Skiltyje „Ieš kau paskutinė s minutė s nakvynė s“ nusiunč iau keletą paraiš kų „Couch“, taip pat paraš iau visų „Hospitality“ už siregistravusių ž monių telefono numerius, o tada ė miau sių sti SMS vartotojams, praš ydama padė ti prisitaikyti. Taip pat siunč iau SMS visiems, su kuriais teko susitikti š iomis dienomis. Turė jau nedidelę viltį , kad Š ervinas, ž inodamas apie mano planuojamą iš vykimą ryte, viską paaiš kins mamai ir man nereikė s iš vykti nakč iai ieš koti. Po valandos Š ervinas atė jo ir pasakė:
- Taip, aš ž inau, Aleksai, tau reikia iš eiti. Atsipraš au, aš nieko negaliu padaryti.
Iš ė jau iš jų svetingų namų ir nusprendž iau nuvykti į stotį suž inoti bilieto į Bandar Abbasą kainos. Nakvynė autobusu kainavo 17 USD, o tai buvo geriau nei apsistoti Š iraze, nakvoti hostelyje už tuos pač ius pinigus, o kitą dieną iš š vaistyti važ iuojant autostopu. Ir tikriausiai bū č iau iš vykę s autobusu, jei staiga nebū č iau gavę s trumposios ž inutė s: „Galite likti pas mane. Man bus malonu susipaž inti“.
Homo sapiens.
Kamranas atsiliepė į mano staigų praš ymą pernakvoti, o kadangi savo parduotuvė je dirbo vė lai, teko laukti gana ilgai, kol jis iš eis į laisvę . Per tiek laiko spė jau iš bandyti naują greito maisto patiekalą - gatvė je buvo verdamos pupelė s, panaš ios į pupeles, bet tik kelis kartus didesnė s, ir iš kart parduodamos, sukrautos į maiš elį ir gausiai apibarstytos druska. Arti vidurnakč io Kamranas už darė parduotuvę ir pasiū lė važ iuoti savo automobiliu.
„Apgailestauju, kad mano automobilis yra tokios bū klė s, – sakė jis, – savo naują automobilį atidaviau savo darbuotojui, antraip jis pagalvos apie mane blogai, jei priversiu jį vairuoti š ią avariją.
Supratusi linktelė jau. Kamranas kurį laiką tylė jo ir paklausė:
– Ar savo š alyje turite daug gė jų klubų?
- Než inau, - atsakiau, - Esu normalios orientacijos ir į gė jų klubus nevaikš tau.
- Aleksai, turiu tau pasakyti, kad esu 100% gė jus, ar tu turi ką nors prieš?
Manę s negė dino nei jo klausimas, nei faktas, kad jis gė jus. Kiek kartų manę s dž iuginanč iai klausia, ar mano š alyje yra gė jų , gė jų klubų , ar aš kada nors turė jau lytinių santykių su vyru. Š ioje š alyje labai trū ksta moteriš ko dė mesio, o nesantuokiniai meilė s santykiai muš ami lazdomis, o gė jų santykiai pakarti, yra beprotiš kai daug vaikinų , kurie iš nevilties, o kartais ir iš nuobodulio nebijo. geriau paž inti vienas kitą.
– Neprieš tarauju, jei gerbi mano į sitikinimus – aš.100% normali. Tiesą sakant, iš visų iranieč ių , kuriuos mač iau, esate pirmasis, kuris nedvejodamas tai pasakė.
„Jū s ž inote, kad už homoseksualumą pas mus gresia mirties bausmė , todė l daugelis bijo apie tai kalbė ti atvirai“, – atsakė Kamranas.
– Kodė l laikote save gė jumi, galbū t jū s, kaip ir visi, norite vyro tik todė l, kad š alia nė ra moters?
- Ne, Aleksai, aš esu 100% gė jus. Tai jauč iau ilgai, bet galiausiai apsisprendž iau prieš kokius š eš erius metus, tada nuė jau pas psichologą ir su juo pakalbė jau. Sakė , kad iš gyvenu sunkų gyvenimo laikotarpį , reikia tekė ti, keisti darbą , kad galė č iau daž niau bendrauti su moterimis. Ką dar jis galė jo pasakyti – jis buvo Irano psichologas! Jis negalė jo pripaž inti, kad esu gė jus, už tai bū tų buvę s iš mestas iš darbo.
Tada iš tekė jau, organizavau savo verslą – parduotuvė je pradė jau pardavinė ti moteriš kus batus, ten kalbė jausi tik su moterimis, bet vis tiek jauč iau, kad tai ne mano. Tada per komandiruotę į Singapū rą susitariau pas psichologą ir praė jau su juo aš tuonis seansus, po kurių jis vienareikš miš kai pasakė : „Jums nereikia moterų , tu tikras gė jus, bet tau nereikia. nerimauti dė l to ar ką nors daryti – gyvenk taip, kaip gyveni, ir dž iaukis gyvenimu.
Nuvaž iavome iki jo namo, tai buvo kelių aukš tų dvaras.
– Dabar daug pinigų investuoju į nekilnojamą jį turtą ir statau daugiaaukš č ius pastatus bei dvarus. Š į namą suprojektavau ir pastatiau aš . Bet aš č ia jauč iuosi labai vieniš a, negaliu č ia kviesti vyrų , nes niekas neturi ž inoti, kad aš gė jus. Jei bū tum iranietis, turbū t pasakyč iau, kad č ia visai ne mano namas ir kurį laiką iš sinuomojau, o anksti ryte papraš yč iau iš eiti, kad niekas nepamatytų mū sų kartu.
Taigi gyvenu, nuo komandiruotė s iki komandiruotė s, labiausiai mė gstu keliauti į Tailandą ir Indiją.
Kamranas paruoš ė mums vakarienę ir už sidė jo kaljaną.
– Savo verslą pradė jau nuo maž os tė vo parduotuvė s. Prekiavome drabuž iais, bet tai nedavė didelių pajamų , tada aš pradė jau prekiauti moteriš kais batais. Dabar man siuva kelios gamyklos Kinijoje, perku medž iagą Emyratuose ir Pakistane. O tai suvenyrai, kuriuos parsivež iau iš į vairių š alių , jiems net atskirą lentyną pastatiau ant visos sienos.
– Kamranai, suvenyrų esate surinkę beveik iš visų pasaulio š alių , bet ar turite suvenyrų iš Irano, pavyzdž iui, patiekalų iš Isfahano ar rankomis austą kilimą ? Aš paklausiau.
- Yra kilimų , - linktelė jo jis, - Aš jų turiu visur namuose, beje, tu vienas iš jų.
Jau seniai pastebė jau, kad stoviu ant kilimo, tač iau dė l didž iulio š io namo kambarių dydž io net negalė jau pagalvoti, kad kilimas pagamintas rankomis.
Dauguma vyrų Irane, kurių orientacija nebuvau tikras, visada atvykdavo iš toli ir niekada nieko neprisipaž ino, ir jis iš kart tai pasakė . Nebuvo jokios priež asties juo netikė ti. Kamranas tę sė pokalbį:
– Č ia aš turiu viską , turiu parduotuvę , turiu nekilnojamojo turto, kelis namus pač iame miesto centre, bet asmeninio gyvenimo ir ateities nė ra. Matai, aš gė jus, turiu tai slė pti nuo visų , neturiu š eimos ir net neturiu artimo draugo, kuris galė tų mane palaikyti. Mano tė vai ir vienintelė biuro darbuotoja neturi supratimo. Ar girdė jote seną anekdotą apie Qazviną?
Ir papasakojo man anekdotą apie š io miesto gyventojus: „Ateina turistas į Kazviną ir prie į ė jimo pamato lentelę , kurioje didelė mis raidė mis paraš yta: „SVEIKI Į QAZVIN“, o š iek tiek ž emiau maž omis raidė mis: „ patariame dė vė ti metalinius š ortus“.
Po sunkios dienos, pavargę s ir iš sekę s turistas, iš lipę s iš miesto, pamato reklaminį stendą , ant kurio didelė mis raidė mis paraš yta: „TU IŠ KAZVIN“, o kiek maž omis raidė mis: „Perku sulū ž usius metalinius š ortus. “
– Patikė kite, tai labai juokingas anekdotas š aliai, kur pagrindinė je miesto aikš tė je kabo homoseksualai!
Parū kė me kaljaną ir nuė jome miegoti. Kamran man paliko geriausius į spū dž ius. Č ia jie manę s visada klausia: „Ar jis bandė kaž kaip su tavimi suartė ti? “. Ne, nebandž iau. Prieš ingai, man patiko jo nuoš irdumas, prisiminiau, kaip jis kalbė jo apie psichologą , ir savaip ė miau jį gerbti, nes jis turė jo pakovoti už savo asmeninį pasirinkimą.
Pastaba. Irane už homoseksualius santykius baudž iama mirties bausme, todė l visi vardai istorijoje yra fiktyvū s.
2010 m. Irano prezidentas Mahmoudas Ahmadinejadas teigė , kad jo š alyje nė ra homoseksualų , tač iau vykstanč ios vieš os homoseksualų egzekucijos sukė lė tarptautinė s kritikos audrą.
Pasimatymas Š iraze
Romantika. Klausome graž ios dainos Shahram Solati - Salam Azizam (Sveiki, brangieji! ):
Mano antrasis apsilankymas Š iraze labai skyrė si nuo pirmojo. Bū tent š į kartą man tikrai pavyko pamilti š į miestą , pajusti jo atmosferą ir kultū rą – lydima graž ios merginos, vaikš č iojau po jo parkus ir sodus, ji man persų kalba skaitė garsaus poeto Hafizo eilė raš č ius, muzikantai grojo lyrines ir jausmingas tautines dainas.
Nuvykti į Š irazą iš Jazdo nebuvo sunku, tač iau posū kyje iš kelio Isfahanas-Š irazas vė l teko ilgai laukti – daugelis vairuotojų , suž inoję , kad važ iuosiu nemokamai, atsisakė kelti.
Pravaž iuojantis autobusas sustojo ir vairuotojas pasiū lė mane pavež ti už pilną kainą , lyg atvaž iuoč iau iš Jazdo. Pradė jo temti ir man tikrai pasisekė , kad po valandos radau maš iną iki pat Š irazo.
Su vairuotoju ilgai š nekuč iavomė s, pasakojau apie savo keliones, paaiš kinau nemokamo važ iavimo autostopu esmę.
Š iraze manę s laukė mergina Farzaneh, o vairuotojas, suž inoję s, kad ji iranietė , papraš ė , kad paskambinč iau ir paduotų telefoną , kad paaiš kintų adresą . Nekartokite mano klaidos, neleiskite vairuotojams kalbė tis su jus priimanč iu asmeniu! Tai jau treč ias kartas, kai dė l to gailiuosi. Pirmą kartą vairuotojas priekaiš tavo mano draugui, kad manę s autobusų stotyje nesutiko, antrą kartą iš mane priimanč io ž mogaus buvo papraš yta pinigų už tai, kad man pakė lė . Tas pats nutiko ir treč ią kartą , tik neatsiž velgiau į tai, kad Farzaneh buvo mergina.
Suž inoję s, kad nori susitikti su manimi, vairuotojas pradė jo praš yti, kad paliktų jam savo numerį , kad geriau paž intume vienas kitą , o kai ji atsisakė , pasakė , kad nesumokė jau jam bilieto, o ji skolinga. jam pinigų . Kai ji man visa tai paaiš kino angliš kai, labai supykau. Atvykome į aikš tę , bet iranietis manę s nepaleido. - Benzinas, kulkos, - pakartojo jis, reikalaudamas pinigų . Priminiau, kad pasipraš iau nemokamo pavė ž ė jimo ir iš lipau iš maš inos.
Farzaneh yra nepaprastai ž avi ir ž avi mergina, susipaž inome dar Bandar Abbas mieste, ir aš paž adė jau ją aplankyti Š iraze, kur buvo jos universitetas. Ji taip apsidž iaugė mane pamač iusi, kad apkabino ir paė mė už rankos. Į sė dome į taksi, sė dė dami ant galinė s sė dynė s, ir nuė jome prie Hafizo kapo.
Man atrodo, kad daugelis jaunų porų specialiai sė da taksi „dar bast“, o paskui be tikslo važ inė ja po miestą , nes tik galinė s sė dynė s yra arč iau viena kitos. Ji stipriai suė mė mano ranką ir atsirė mė į mane.
„Tu negali to daryti, tu iranietė “, – perspė jau.
- Aleksai, aš č ia labai vieniš as, - atsakė Farzane ir dar stipriau
